Гэсэр, герой эпоса. Сказание о Гэсэр Хане. Л.И. Глущенко Отрывок из эпоса о Гэсэре

Как первый человек, спустившийся с неба (точнее, вылупившийся из небесного «космического яйца»), Гэсэр восходит к добуддийской, бонской традиции. В некоторых монгольских версиях Цотон оказывается двойником Гэсэра, одним из его воплощений.
По сходству функций или внешнему облику Гэсэр близок ряду персонажей буддийского пантеона: например, как бог войны (тиб. Далха, монг. Дайсун-тэнгэри, калм. Дайчин-тэнгри) иногда отождествляется с Джамсараном; с конца XVI века с Гэсэром ассоциируется бог войны в китайской мифологии Гуань-ди.

Легенды о Гэсэре очень точно описывают представления и обычаи тибетцев, живших в древние времена, в том числе нравы и обычаи, характерные для конкретного времени и конкретного региона, и поэтому могут расцениваться как подлинные свидетельства о жизни и общественном устройстве в древнем Тибете. Кроме того, в отличие от других циклов сказаний и легенд, они написаны поэтическим языком, музыкальным и лёгким для понимания, с остроумием и чувством юмора, то есть обладают всеми признаками, указывающими на их происхождение от вдохновенного творчества сказителей. Поэтому все тибетцы, молодые и старые, читают их согромным удовольствием.

Есть много оснований полагать, что царь Гэсэр из Линга и другие герои эпоса действительно жили в конкретную историческую эпоху, потому что многие из упоминаемых личностей, родовых имен, названий местностей, замков, развалины которых сохранились, уже идентифицированы. Но, хотя мы и признаем историчность личности царя Линга, которого легенды рисуют как героя-сверхчеловека, наделенного сверхъестественными способностями йогина, махасиддхи или тэртона (открывателя священных сокровищ), трудно установить, когда именно он жил и действительно ли мог на протяжении одной жизни совершить все многочисленные деяния, перечисляемые в посвященных ему поэмах, таких как "Война между Хором и Лингом", "Война между Моном и Лингом", "Цитадель сокровищ страны Тагзиг", "Цитадель доспехов страны Тругу" и других, общее количество которых составляет шестьдесят томов, содержащих более ста тысяч стихов. Тем не менее, даже если только основа этих легенд имеет историческую природу, а большинство эпизодов является плодом поэтического воображения сказителей, эпос о Кэсаре содержит такое огромное число стихов, что с ним не может выдержать сравнения ни одно произведение этого жанра не только тибетского народа, но и любого другого. Поэтому данный эпос сияет как бесценная драгоценность, проливая свет на всю национальную культуру. Кроме того, он всегда играл важнейшую роль в формировании тибетского народа, выступая в качестве средства распространения образования и культуры, что свидетельствует об огромной важности друнг для этой древней цивилизации.

Установление дат исторического периода, связанного с Гэсэром

Что касается возможности установления дат жизни героя Линга,то в исторических текстах традиции сакьяпа утверждается, чтокогда Пата Лодро Гьялцен (1235-1280) возвратился в Тибет из Китая, то после смерти князя Дралха Цегьяла Лингского он получил в дар его "непобедимый меч" (уаzi). Его надлежало использовать как "опору" в духовных практиках, совершаемых на благо покойного князя. Впоследствии этот меч находился в хранилище священных реликвий в монастыре традиции сакя. На основании этих данных мы должны датировать эпоху Кэсара приблизительно первой половиной тринадцатого столетия, поскольку Дралха Цегьял был сыном Гьяца Шелкара, сводного брата Кэсара, но, с другой стороны, призывание, обращенное к махасиддхе Тангтонгу Гьялпо (1385-1509), которое имеется в поэме "Война между Моном и Лингом", дает повод отнести эту дату к пятнадцатому столетию. Немногие ученые все же придерживаются мнения, что эта дата должна быть намного более ранней. Великий ученый школы ньингмапа Деванг Норбу (1618-1755) утверждает: "Царь Линга, называемый Гэсэром, должен был жить во времена Намдэ Одсунга или его сына".

Действительно, в "Единственной книге рода Ланг" написано, что Гэсэр был покровителем (sbyihbdag) Амэ Чангчуб Дрэкола (966-1076) из рода Ланг и что после того, как последний признал Гэсэра воплощением Трисонг Дэуцена, а себя — воплощением Гуру Падмасамбхавы, он предсказал, что Гэсэр проживет восемьдесят восемь лет. Именно тогда и жил Кэсар, и даты его жизни нельзя отнести ни к более раннему, ни к более позднему времени. Некоторые последователи щколы ньингма, основываясь на сведениях из"Единственной книги рода Ланг", утверждают, что онбыл воплощением могущественного царя Трисонг Дэуцена, но мой коренной Учитель Чжанчуб Дордже считал его чудесным проявлением Защитника Дордже Легпы. Это кажется мне более вероятным, хотя не противоречит предположению, что, желая принести счастье Тибету силою власти или обета Дордже Легпы, царь Трисонг Дэуцен на самом деле заставил его проявиться в облике человека.

Отрывок из "Рождения в Линге"

В эпических поэмах о Гэсэре часто встречаются противоречия - одни из них касаются хронологии, другие смысла, но мы не должны забывать о том, что большинство этих поэм возникло благодаря творчеству разных сказителей, стихотворные импровизации которых были записаны намного позже. Кроме того, на протяжении жизни нескольких поколений в первоначальный цикл, несомненно, вошло много новых эпизодов, поэтому едва ли можно удивляться существованию противоречий. В любом случае, все поэмы замечательны своим неповторимым стилем, своими литературными достоинствами, использованием притч и аллегорий, изящным чередованием стихов и прозы и многим другим. В качестве примера приведем отрывок из "Рождения в Линге", где описывается рождениеГьяцо Шелкара, сводного брата Гэсэра.

"Муса (жена из племени My) родила Сэнглона; был он перерождением брахмана Дэвадатты, и кожа его былатонка и нежна, как белый китайский шелк, а тело мягкое, как белое масло. Ласков он был, как весеннее солнышко, и чарующе непринужден, как свободно вывязанный изящный узел. Лучезарен был его облик, а голос звучал сладкозвучной флейтой, ум же был — сам ясный свет. Воткаков был он. Был рожден он, чтоб стать для врагов неприступной твердыней, стать сэнкар (небольшой храм или шатер) для вэрма, стать опорой — камнем ла для связанных обетом божеств (дамченов)".

Да продолжает нас укрывать всеукрывающее небо!
Да продолжает быть нам опорой вседержащая земля!
Если не знаешь, что это за страна, то это простор радостно смеющихся пастбищ,
место встреч Тагтанг Трамо (Пестрое ВысокогорьеТигра).

Пусть святые ламы исполнят ритуалы долголетия и процветания и очищения водою и дымом!
Пусть мать и тетушки по матери выскажут чистые обеты-пожелания!
Пусть отец и дядюшки по отцу внушат надежду и мужество!

Древнее изречение тибетцев гласит:"Если почитаются божества, драгоценности и правители, все желания осуществятся. Займешься ли ты торговлей, станешь возделывать поля или сражаться на поле брани, повсюду будет тебе счастье. Станешь ли заботиться о своем коне, своей жене или своем доме, все это принесет тебе благо!"

Во дворце высшего монарха на троне, подобающем высокому званию, восседает тот, кто обладает самыми высокими способностями и умом.

Поэтому племя бирюзовогривой белой львицы дружит только со снегам, и нет ему нужды бродить по городу.

Потомство лазурного бирюзового дракона одним лишь облакам поверяет свою прекрасную песнь, и нет у него никакого желания разбрестись по дальним странам.

Потомки же племени Мугпо Донг помышляют только о покорении других народов и не страшатся утратить власть в собственной стране. Но пусть даже солнце согревает четыре континента, если бы белая, как драгоценная раковина, луна не взошла на небе, кто во тьме ночи указал бы путь?

Здесь не поможет ясный свет звезд.

Так, дабы покорить двенадцать цитаделей Тибета и четыре страны демонов на четырех границах,
в чистом Линге божества нашли своего избранника.

Он сумеет сражаться с храбрейшими, будет опорой и мощью избранных воинств,
и три предводителя заблистают, как восходящее солнце.

Он усмирит злых духов, чинящих препятствия (bgegs), покорит богов, пишачей и ракшасов,
и возвысится надо всем человеческим родом.

Помогать ему будут лха - боги горнего мира небесного,
почитать его будут ньен — божества-покровители,
подносить дары будет нагов владыка - Цугна,
обретет его тело все силы чудесные -
пусть же станет вся жизнь его украшением чистого Линга!

Прежними деяниями предопределено это рождение в семействе трех братьев рода Донг, воплотившее все чаяния жителей Линга. Да будет же пожелание, с уст моих слетевшее ныне, не просто мечтой, но и пророчеством верным! Да будут слова эти, в коих кроется несомненность признаков блага, и трех предводителей золотое солнце всегда под покровом всеукрывающего неба и всегда будут иметь опорой всеподдерживающую землю!

Да станут все песни Учением, и все мелодии передают Смысл".

Намкай Норбу Ринпоче, "Друнг, Дэу и Бон: традиции преданиий, языка символов в древнем Тибете"
_________________________________

Отрывок из эпоса о Гэсэре

После долгих лет странствий женщина достигла Индии и спустя ещё многие годы пришла к тому месту, где Будда давал наставления своим ученикам. К этому времени преданная паломница была уже в очень преклонном возрасте и едва могла стоять на ногах. У неё не было способностей, чтобы постичь всю глубину учения Победоносного, но после того, как она с верой и почтением выслушала Его наставления, она подошла к тому, чтобы вступить на Путь.

Вскоре после своего прибытия она спросила Будду, сколько ещё ей осталось жить. - Зачем тебе дольше здесь оставаться? - ответил Учитель. - Завтра на рассвете зажги масляный светильник, обратись с молитвой к Буддам десяти сторон света, пожелай счастья всем живым существам. Свет, илучаемый Буддой Амитабхой, коснётся твоей головы, и твой дух,следуя за этим лучом, достигнет Западной Чистой Земли Великого Блаженства, Нуб Девачен.

Старая женщина повиновалась данному ей указанию. На рассвете она зажгла масляный светильник, и когда она погрузилась в медитацию, с первыми лучами солнца, как было предсказано, появился ослепительно белый свет. Затем, ведомое покровительствующими божествами, сознание её начало подниматься из сердца к макушке. Достигнув макушки, оно узрело отблеск пути, ведущего мимо Обители тридцати трёх божеств к красному Амитабхе, восседающему на троне в Западной Чистой Земле в окружении тысячи и двадцати двух будд. Отделившись в этот миг от тела, с которым оно было прежде связано, сознание благочестивой странницы со скоростью птицы унеслось по пути из света и достигло обители блаженства.

А далеко в горах, после того как её мать отправилась в путь, молодая женщина занялась своими обыденными делами. Она жила, ни о чём не беспокоясь, и в течение следующих лет у неё родились три сына. Женщина надеялась, что жизнь её пройдёт в тихой радости, что она будет и дальше наслаждаться тем имуществом, которым владела, ради которого отказалась следовать за матерью и слушать учение Будды. Но неожиданная череда неприятностей постигла её. Стада животных поразила неизлечимая болезнь, уничтожившая всех до единого. Её владения пришли в упадок, имущество унесли воры, и в конце концов всё было роздано за долги. Она осталась без средств на то, чтобы прокормить себя и семью, тяжёлая болезнь настигла её и детей, и никто не пришёл им на помощь. В этих несчастьях она винила Будду, который, по её
мнению, мстил ей за то, что она не проявила должного внимания и уважения к нему, отказавшись следовать за матерью и встретиться с ним в Индии. Эта её убеждённость послужила источником безграничной ненависти к Учителю и его Учению. Не проходило и дня без того, чтобы она не посылала проклятий в их сторону. И когда она уже была на грани смерти от голода, её последними словами были: - Пусть я и мои сыновья переродимся в будущем богатыми и могущественными царями, которые полностью уничтожат Учение Будды и тех, кто ему следует.

Произнеся это страшное пожелание, она испустила дух. Вскоре скончались и три её сына. Всех четверых люди отнесли на кладбище.

Падмасамбхава пребывал в Зангдок Палри, когда охваченная горем мать изрекла своё неблагое пожелание. Он слышал его, а также знал, что она и её сыновья скончались. Тотчас же он обратился к своим супругам, Еше Цогьял и Мандараве, объяснив им данную ситуацию.

Несомненно, пожелание этой женщины сбудется, - произнёс он, - если мы не поспешим предотвратить его губительные последствия. Я могу рассеять угрозу для Учения, создав защитный круг, в который мы поместим определённые части их трупов. Обернитесь стервятниками и без промедления летите к горам, где лежат их останки. Прибыв на место, извлеките из них глаза, сердца, кусочки ногтей, кожи и клочки волос и немедля несите их сюда.

В мгновение ока дакини обернулись грифами с огромными крыльями и покинули Зангдок Палри. Обладая невероятной силой, они смогли за несколько секунд достичь той дальней страны, где на пустынной горе лежали четыре трупа. Множество стервятников парило в небе, кружась над добычей, что выпала им сегодня, но чудесное присутствие дакинь удерживало их на расстоянии, и никто не мог приблизиться к телам, оставленным на растерзание диким животным. Поэтому без каких-либо помех две великие дакини-птицы смогли извлечь части, которые им было указаны, и, удерживая окровавленную плоть в клювах, направились в Зангдок Палри.

Внезапно поднялся сильный ветер. Несмотря на силу их крыльев, шторм трепал и кружил двух грифов, как пучки соломы. Дакини изо всех сил пытались противостоять ветру, удерживая отвратительные останки, которые нужны были их Учителю. Неожиданный порыв, более сильный, чем предыдущие, опрокинул двух птиц навзничь, и они выпустили из клювов свою скорбную ношу. Останки упали возле деревни, где их тотчас же съели собаки. Затем шторм утих, и дакиням пришлось вернуться в обитель их супруга ни с чем.

Сказано: «Как семя, упавшее в плодородную почву, даёт рост дереву, из которого созреет фрукт, так же семена действий и мыслей являются зародышами для новых действий и мыслей. Плод следует за причиной, словно тень - за человеком».

Как бы ни был могущественен Падмасамбхава, его попытка предотвратить пагубные последствия сильного намерения, выраженного в предсмертном желании, потерпела неудачу. Единственное, что ему оставалось, это попробовать устранить опасность, угрожающую Учению, когда четыре врага, способные нанести ему сокрушительный удар, появятся на свет.

Шестьдесят долгих лет сознания умершей женщины и её сыновей блуждали в бардо не имея возможности воплотиться ни в нижних, ни в верхних мирах. Затем все четверо родились на земле. Мать проявилась в виде трёх существ и стала известна как братья Кукар, Кунаг и Кусер, цари поселений Хора. Старший из троих сыновей стал Луценом, царём Северной страны, а младшие, Сатам и Шингти, - царями стран, находящихся на западе и юге.

Падмасамбхава узнал о том, что четыре демонических существа появились на земле и вскоре выступят против Учения. Он отправился в божественный мир, расположенный неподалёку от Зангдок Палри, и обратился к его обитателям. Они внимательно выслушали его повествование о событиях, предшествовавших появлению царей, несущих угрозу Учению.

Силой своего всеведения Падмасамбхава знал, что лишь один герой во вселенной способен одолеть их всех, и он находился сейчас среди тысячи и десяти махасиддх, собравшихся перед ним. Чтобы решить, на кого же возложена эта миссия, обратились к гаданию мо. Все знаки указали на то, что бодхисаттва Тхубпа Гава, сын Кхорло Демчога и Дордже Пхагмо [два покровительствующих божества тибетского буддизма], точно соответствовал этой задаче. Два дополнительных прорицания подтвердили этот результат. Тогда Падмасамбхава, обратившись к Тхубпа Гаве, сказал: - Сын божеств, мо указывает на тебя: тебе предстоит одержать победу над врагами Дхармы и всего человечества. Ты должен воплотиться на земле и сражаться против царей-демонов.

Не слишком радостно восприняв эти слова, маха-сиддха отвечал: - Мне не хотелось бы покидать это благое место. С давних времён я вёл праведную, чистую жизнь святого в Индии, практикуя добродетели и усердно посвящая своё время медитации. Сейчас я наслаждаюсь плодами тех усилий, что даровали мне возможность
воплотиться в этой блаженной обители. Здесь я продолжаю носить одеяния монаха, оставаясь членом сангхи. Покинуть это место и отправиться в мир, облачившись в одеяния мирянина, будет падением для меня и принесёт одни страдания.

Так сказав, он оставался в созерцании, приняв решение не следовать просьбе великого мастера. Его лик сиял, будто сделанный из чистого золота, так ярко, что цвет его монашеской шафрановой робы по сравнению с ним казался тусклой увядшей листвой. Для того чтобы переубедить его, Падмасамбхава в подробностях повторил историю о благочестивой женщине, которая покинула свой дом и отправилась в дальнюю страну, чтобы услышать учение Будды, о её неверующей дочери и о том, что произошло после этого. Затем он напомнил Тхубпа Гаве о данных им обетах бодхисаттвы.

Никто, кроме тебя, не способен одолеть этих демонов, - сказал он ему, - и сила их возрастает день за днём. Они являются врагами Учения и всего мира. О золотой бог! Не отказывайся от победной миссии, которая на тебя возложена. Поддержи истинную Дхарму теми способностями, которыми обладаешь ты один, защити существ, которым демоны хотят навредить, устрани их страдания,
а затем - продолжай свою практику.

Тхубпа Гава не мог противостоять настойчивости Гуру Пемы. Тем более задача, возлагаемая на него, была столь значимой и почётной. Однако он не сдавался так просто.

Если я должен буду принять человеческую форму, я требую выполнения восемнадцати условий. Скажи, сможешь ли ты обеспечить их все, а именно:

Я желаю, чтобы мой отец был богом, а мать - нагини. Пусть у меня будет бессмертный конь. Он должен уметь летать и пересекать все четыре континента в одно мгновение. Он должен понимать язык людей и животных и уметь говорить с ними. У меня должно быть великолепное седло, украшенное драгоценностями. Мне будут нужны нерукотворные шлем, кольчуга и меч. Я желаю, чтобы у меня был лук с точно подходящими к нему по размеру стрелами, они также должны быть созданы не рукой человека, а появиться волшебным образом. Стрелы не должны быть деревянными или из рога животного. Мне понадобятся два напарника - воины, герои, не слишком молодые и не слишком старые, в самом расцвете сил, с которыми сравниться могли бы лишь
асуры.

Пусть у меня будет дядя, энергичный и умный стратег. Пусть у меня будет жена, чья красота не будет иметь равных на земле, и которая будет вызывать страсть в каждом мужчине и побуждать его сражаться за неё. И в довершение я желаю, чтобы несколько богов и богинь, пребывающих на этих небесах, также воплотились среди смертных, чтобы оказывать мне помощь. А также, чтобы все остальные оставались начеку, всегда готовые по первому зову прийти мне на подмогу.

Решайте сами, досточтимый Гуру и сыновья богов, сможете ли вы обеспечить выполнение этих условий. Так сказав, Тхубпа Гава снова погрузился в молчание, восседая на своём изумительном троне, украшенном бирюзой и кораллами. Ум его был спокоен и бесстрастен, он был безразличен к ответу, который услышит, зная, что мир и всё, происходящее в нем, - лишь иллюзия, игра теней, отбрасываемых силой неведения, влечения и гнева на неописуемую и пустотную основу.

Тем временем Падмасамбхава и божества оживлённо обсуждали то, как выполнить условия, которые поставил Тхубпа Гава. Все они с готовностью согласились даровать ему свою поддержку, но они не представляли, как обеспечить его всеми перечисленными выше необычными предметами.

Тогда Гуру Пема поднялся на специально установленный для него высокий трон, инкрустированный золотом и драгоценными камнями и укрытый бесценными коврами. Зная о том, насколько сильное вдохновение и уважение вызывали у окружающих его мудрость и проницательность, он решил положить конец всеобщей растерянности, назначив для каждого по одному заданию для выполнения и указав места, где могут быть найдены те чудесные предметы, которые соответствовали бы условиям, поставленным Тхубпа Гавой.

Тхубпа Гава, - сказал он, обращаясь к бодхисаттве. - Не может быть никаких сомнений. Твоя обязанность - сразиться с царями-демонами и совершить другие подвиги во благо живых существ. Твои условия приняты, и я объясню, как они воплотятся в реальности. Тулку Тамдина (Хаягривы) будет твоим дядей. Белая Тара станет твоей супругой. Чана Дордже и Дже Сараха Арпа будут твоими соратниками. Отцом твоим будет бог Ньендже Кердзо.

Затем, повернувшись к остальным, Гуру Пема сказал: - Все, кого я сейчас перечислил, приготовьтесь выполнить роли, которые вам предназначены.

И, снова обратившись к Тхубпа Гаве, он продолжил: - Той, которой суждено стать твоей матерью, здесь нет, так как она принадлежит к роду нагов, чьи дворцы высятся на дне океана. Я постараюсь найти способ доставить её на землю. Что касается оружия, шлема и доспехов - такие, как ты пожелал, находятся в месте
под названием Джигдаг Магьял Помра, где когда-то давно я сокрыл их вместе с талисманом, который делает неуязвимым своего обладателя. Тебе предначертано стать их владельцем. Остаётся только обеспечить тебя конём - таким, какого ты хочешь. Нангва Тхайе явит своего тулку с телом коня, совершенной формы и цвета, обладающего всеми необыкновенными качествами, которые ты указал. Он станет твоей опорой. Все сыновья богов, дакини и махасиддхи, присутствующие на этом собрании, придут к тебе на помощь по первому твоему зову и будут оказывать тебе поддержку в бою. Что касается меня, то я буду твоим проводником и советником во время выполнения этой миссии.

Когда Падмасамбхава закончил речь, обращённую к Тхубпа Гаве, и тот дал обещание выполнить возложенную на него задачу, все собравшиеся разошлись. Вскоре после этого Тулку Тамдина был рождён в стране Линг, где стал известен под именем Тротунг.

Гэсэр (Гесер, Геcap, Kecap ) - персонаж тибетских мифов и мифов монгольских народов, включая (Абай Гесер хубун ), а также ряда тюркских (салары, жёлтые уйгуры, тувинцы, алтайцы) и тибето-бирманских народностей.

Гэсэр - персонаж мифов народов Востока

Гэсэр - герой эпических сказаний и поэм, объект развитого религиозно-мифологического культа. Первоначальное ядро сказания, по-видимому, сложилось в северо-восточном Тибете. Согласно сказаниям о Гэсэре, в государство Лин, которое не имело правителя, был послан один из трёх сыновей небесного владыки. Он возрождается в Лине в семье одного из князей безобразным, сопливым ребёнком по имени Джору. Его преследует дядя по отцу Тхотун (монг. и калм. Цотон, Чотон , . Сотой, Хара Зутан ). В детстве мальчик проявляет чудесные способности, уничтожает различных демонов, одерживает победу в конном состязании за обладание красавицей Другмо (Рогмо-гоа, Урмай-гохон), троном и сокровищами Лина. Затем он получает с неба чудесного скакуна, обретает свой истинный величественный облик и имя Гэсэр. Гэсэр побеждает демона севера, людоеда Лубсана с помощью супруги демона Мезы Бумджид (монг. Тумен Джаргалан , по некоторым версиям, в т. ч. монг., она - бывшая жена Гэсэра, похищенная демоном). Меза Бумджид подносит герою «напиток забвения», испив который, он остаётся на севере.

В Лине Тхотун, напрасно домогавшийся Другмо, совершает предательство, в результате на Лин нападают из соседнего государства хоры (монг. шарай-голы , бурят, шараблинские ханы ), захватывают Другмо, и она становится женой одного из хорских правителей - Гуркара (монг. Цаган Герту хан , "белоюртый хан"). Сбросив наваждение благодаря небесному вмешательству, Гэсэр спешит на родину. В облике скверного мальчишки (монг. Ольджибай ) он проникает к хорам, колдовским способом убивает Гуркара и, подчинив себе его государство, вместе с Другмо возвращается в Лин. Согласно ряду сюжетов, Гэсэр отправляется в Китай, где с помощью чудесных средств добывает себе принцессу, вызволяет свою земную мать из ада; уничтожает демонических правителей соседних стран (на севере, юге, востоке и западе), подчиняя их подданных своей власти. В монгольских сказаниях Гэсэр оживляет богатырей, павших в войне с шарайголами.

Древнейшее ядро образа Гэсэра - ниспосланный небом культурный герой, очищающий землю от чудовищ (ср. индийского Раму). В устной монгольской традиции (и в бурятской версии эпоса) за Гэсэром утвердилась репутация истребителя демонов и чудовищ (мангусов). Как правитель-избранник и даже первый человек, спустившийся с неба, Гэсэр восходит к добуддийской, бонской традиции. В ряде вариантов эпоса земной отец Гэсэра - горный дух. Учитывая связь с божеством священной горы, а также с мировой горой, Гэсэр воспринимается как правитель «центра», противопоставленный правителям окраин, борьба с которыми по существу адекватна цивилизаторской деятельности культурного героя. Иногда сам Гэсэр- властитель одной из четырёх стран света - севера. Но, по-видимому, наиболее древняя локализация Гэсэра - Крои (возможно, от Рум - иранское наименование Византии). Под влиянием индийской и буддийской мифологий отцом Гэсэра оказывается Брахма или - в ладакской (западнотибетской) версии и во всех монгольских - Индра (монг. Хормуста ; у западных бурят его место иногда занимает шаманское божество Эсеге Малан-тенгри ). По сходству функций либо внешнему облику воплощения Гэсэра (или его чудесного скакуна) близки ряду персонажей ламаистского пантеона; как божество войны Гэсэр (тиб. Далха , монг. Дайсунтенгри или Дайчин-тенгри ) иногда отождествляется с Джамсараном. Более поздним (с конца XVIII в.) является отождествление Гэсэра с богом войны в китайской мифологии - Гуань-ди.

В культовой практике Гэсэр как универсальное охранительное божество (подобно большинству божеств) выступает как покровитель воинов, защитник стад, победитель демонов, податель счастливой судьбы (в т. ч. охотничьей удачи). В шаманских призываниях Гэсэр иногда именуется бурханом или тенгри, его называют сыном неба, обитающим поверх высокой белой горной вершины в доме из облаков и туманов. В отличие от Тибета, где обожествлены также многие соратники и противники Гэсэра, у монгольских народов объектом культового поклонения является только Гэсэр.

Читайте в Иркипедии:

Литература

1. Абай Гэсэр. Вступит. ст., подготовка текста, пер. и комм. А.И.Уланова. - Улан-Удэ, 1960.
2. Владимирцов Б.Я. Монгольская литература // Литература Востока. - Вып. 2. Пб., 1920.
3. Дамдинсурэн Ц,. Исторические корни Гэсэриады / Козин С.А. (пер.,вступ.ст. и комм.). - М., 1957.
4. Гесериада. Сказание о милостивом Гесер Мерген-хане, искоренителе десяти зол в десяти странах света. - М.-Л., 1935.
5. Неклюдов С.Ю. Героический эпос монгольских народов. - М., 1984.
6. Неклюдов С.Ю. Сказание о Гесере в восточномонгольской эпической традиции // Олон улсын монголч эрдэмтний III их хурал. II боть. - Улаанбаатар, 1977.
7. Неклюдов С.Ю. Трансформация мифологической темы в устных восточномонгольских версиях Гесериады.
8. Ринчинсамбуу Г. (сост.) Монгол ардын баатарлаг туульс. - Улаанбаатар, 1960 (Studia folclorica, Улаанбаатар, Т.1, Fasc.1)
9. Хомонов М.П. Монгольская гесериада. - Бурятское книжное издательство.

Героико-эпические сказания - улигеры (ульгэр) являются основными в систе­ме жанров устно-поэтического творчества бурят. По своей форме это большие стихотворные эпопеи, средний объем которых составляет от 2 до 5 тысяч, а более крупных - от 9 до 20 тысяч и более стихов.

Большими размерами, как правило, от­личаются многочисленные варианты главного памятника героико-эпического творчества бурят - эпоса "Абай Гэсэр". Один из его вариантов - "Абай Гэсэр Богдо хан", записанный в 1916 г. известным фольклористом С.П. Балдаевым от улигершина А.О. Васильева (Альфора), составляет более 50 тысяч стихов. В улигерах воспеваются подвиги древних богатырей в борьбе с многоголовыми, многорогими чудовищами-мангадхаями и чужеплеменными ханами-захватчиками за сво­боду и процветание родоплеменного коллектива. Защита родного очага, народа (зон), подданных (албата зон), своего имущества - скота и табунов - от враже­ских посягательств, борьба за суженую, является ведущей темой большинства героико-эпических произведений. Улигеры представляют собой вершину устной по­эзии народа. Художественные традиции в эпическом творчестве бурят отличают­ся особой развитостью. Богатство содержания, изобразительная красочность сло­ва, его древняя сила и мощь, стройность повествования всегда пленяли и очаровы­вали людей, привлекали к улигерам внимание ученых и собирателей фольклора.

За многие века, в пору продуктивности эпической традиции, когда фольклор обладал монополией в духовной и поэтической жизни, бурятский народ создал сотни улигеров. (Ныне в собраниях фонда ХВРК ИМБиТ СО РАН находится свыше 900 улигеров, сказок, легенд и преданий).

Их названия, соответствующие именам героев, представляют большое раз­нообразие. Сравнительный анализ показывает, что в каждой родоплеменной и территориальной общности существовал свой набор имен популярных эпичес­ких героев. Так, в Западной Бурятии, у эхиритов, булагатов и хонгодоров широ­кое распространение имели улигеры: "Абай Гэсэр хубун" или "Абай Гэсэр Богдо хан", "Аламжи Мэргэн", "Алтан Шагай Мэргэн", "Харасгай Мэргэн", "Осодор Мэргэн", "Еренсэй" и др., а в восточной, в Забайкалье, у хоринцев: "Гэсэрэй туужа", "Лодой Мэргэн", "Жибжэнэй Мэргэн", "Абадай Мэргэн", "Мэньелтэ Мэргэн" и др. Наиболее распространенным и любимым из всех подразделений бурятского этноса был эпос о могучем богатыре Абай Гэсэре.

Если в начале XX в. живое функционирование эпоса наблюдалось почти на всей территории расселения бурят (Предбайкалье и Забайкалье), частично со­хранялось в отдельных регионах еще в 50-е годы, то в наше время, с исчезнове­нием традиционных условий жизни и быта народа, с уходом из жизни талантли­вых улигершинов, устное бытование улигеров постепенно угасло. И ныне в бу­рятских улусах уже не осталось подлинных знатоков эпоса.

Исследователи фольклора, знакомые с бурятским героическим эпосом, все­гда отмечали его архаичность, хорошую сохранность мифологической основы (Уланов. 1963; Шаракшинова. 1987; Хомонов. 1976).

Академик Б.Я. Владимирцов, называя бурятские улигеры "настоящими эпо­пеями", объяснял их "удивительную первобытность" многовековым развитием и формированием в суровой среде охотников-звероловов (Владимирцов. 1923. С. 14-16), способствовавшей сохранению многочисленных элементов древней мифологии, анимистических и тотемистических представлений, генетически уходящих в глубины первобытно-общинной жизни.

Исполнение улигеров изначально в старину было делом ответственным и служило не только для развлечения слушателей в часы досуга. Оно имело про­изводственную и обрядовую значимость и было неотъемлемым элементом хо­зяйственно-бытового уклада древнего коллектива. Ц. Жамцарано, начавший свою собирательскую деятельность в 1903 г. у западных бурят (долина р. Куды и верховье р. Лены), писал, что "Улигер поют (сказывают) для достижения раз­ных благ, например, для исцеления больных, для прозрения слепых, успеха ради в промыслах, на охоте, на облавах, во время ловли рыбы и т.д.; улигер способст­вует успеху в походах" (Жамцарано. 1918. С. 17).

Существовала глубокая вера в "магическую" силу устно-поэтического сло­ва, в его действенное значение. Слушание улигеров входило в ритуал предохотничьих приготовлений, так как являлось "своего рода могущественным волшеб­ством, чарами для привлечения зверей" (Жамцарано. 1918. С. 33) и было рас­пространено также у охотников Забайкалья - хори-бурят, у тунгусов в верховь­ях Онона. По свидетельству Г.Д. Санжеева, записавшего в 1928 г., на левобере­жье Ангары ряд крупных улигеров, буряты, прибыв на место охоты, "соверша­ли некоторые обряды, имевшие целью ублаготворить духов зверей и лесов, от которых зависит тот или иной исход охоты. Затем вечером, перед сном, певец расстилал в шалаше свой белый войлок (не запачканный конским потом), на нем ставили зажженные ветки можжевельника, чашку с вином или молоком, втыкали в него стрелу и пр. и всю ночь, до первых проблесков утренней зари, протяжно распевали свою эпопею: без этой церемонии охота, по убеждению бу­рят, не могла быть удачной" (Санжеев. 1936. С. IX-X).

Присутствие на облавах самых лучших исполнителей считалось обязатель­ным. Их распределяли по огнищам, а затем щедро одаривали все участники об­лавы (Жамцарано. 1918. С. 33). О поверьях, утверждающих целительную силу эпических сказаний, пишет также М.Н. Хангалов: в годы, когда свирепствуют тяжелые болезни, особенно полезно рассказывать улигер о богатыре Абай Гэсэр Богдо хане, так как нечистые силы боятся его. Слушание "Гэсэра" перед дальней дорогой предвещало благополучие и успех в делах (Хангалов. 1959. Т. П. С. 320). Улигеры слушали в долгие зимние ночи, в те месяцы, когда были видны Плеяды. Запрещалось рассказывать их летом, весной.

Аспект сакральности всегда сопутствовал исполнительской практике. В мо­мент исполнения эпоса предполагалось незримое присутствие его героев, кото­рые, якобы, за полную и правильную передачу событий в сказании могли награ­дить улигершина. Герои улигеров, согласно верованиям, были не обыкновенны­ми смертными, а божествами-тэнгри. В начале XX в. еще существовало убежде­ние в том, что улигеры создаются на почве действительных событий, происхо­дивших когда-либо на земле, под землей или на небе, и что "герои живы и потеперь" и за неточную передачу эпоса рапсод отвечает перед ними (Жамцарано. 1918. С. 18). Последнее, несомненно, способствовало устойчивости традиции, благодаря которой и смогли дойти до наших дней древние улигеры.

Бытовала в народе также легенда о высоком небесном происхождении ули­геров. Эти наблюдения дали основание Ц. Жамцарано определить бурятский эпос как нечто "священное и величественное". Академик А.П. Окладников, знакомый с фольклором тюркоязычных народов Сибири и монголов, также от­мечал, что исполнение эпоса у них было окружено своеобразной, почти культо­вой атмосферой сверхъестественного.

Исполнение улигеров сопровождалось иногда игрой на хуре - древнем смыч­ковом музыкальном инструменте. Голос поющего сказителя-улигершина и зву­ки хура, сливаясь, создавали единое гармоничное целое. Напев соответствовал местной песенной традиции. Сказитель воспринимал его вместе с улигерами от своих предшественников, учителей. У западных бурят это наблюдалось чаще на левобережье Ангары, в Алари и Унге, реже - у булагатов долины рек Иды и Осы. Архаичные эхирит-булагатские улигеры, записанные Ц. Жамцарано у бу­рят Кудинской долины в Верхоленье, исполнялись без музыкального сопровож­дения. Появление хура свидетельствовало о ломке древних исполнительских традиций, постепенном доминировании эстетической функции улигеров. В вос­произведении героических сказаний эпоса бытовало несколько основных испол­нительских стилей, соответствовавших локальной эпической традиции. Так, по сведению Ц. Жамцарано, эхирит-булагатские сказители пели улигеры от начала до конца "громко и протяжно". Исполнение отличалось эпической широтой, спокойствием, неторопливостью. Наряду с ним существовал распевный речита­тив, а также простое сказывание, характерное для "безголосых" сказителей. Третий стиль бытовал у забайкальских хори-бурят: прозаический рассказ, пере­межающийся вокальными монологами действующих лиц и хоровым втором их лейтмотивов. Хоровая часть, называемая туурээлгэ, сопровождалась иногда иг­рой на хуре или ятага.

Живое участие коллектива в воспроизведении эпоса - явление характерное для улигерной традиции бурят, подчеркивающее его национальную самобыт­ность. У эхирит-булагатов, по сведению Ц. Жамцарано, оно выражалось в том, что "присутствующие подпевают, вторят рапсоду в нужных местах, то есть при встрече (угталга), при остановках (сэйи даралга) и при проводах героев (удэ-шилгэ)" (Жамцарано. 1918. С. 25).

Таким образом, сам улигер пелся соло, а хором исполнялись тематически са­мостоятельные от содержания улигеров песни, состоящие из четырех-восьмистиший. В угталга (букв.: "встреча", подразумевающая встречу с героями ули­геров) - призывной песне, адресованной сказителю, выражалось желание послу­шать улигер; в сэг даралга (букв.: "скрепа, связка, соединяющая концы") слуша­тели выражали переживание за судьбу героя-богатыря, желали ему удачи в дос­тижении цели. Песни сэг даралга исполнялись, когда улигершин делал паузу, чтобы перевести дыхание, промочить горло, и выполняли конкретную сюжетно-композиционную роль связок-скреп между эпизодами, так как согласно древ­нему поверью, эпосопение не должно было прерываться, чтобы действия геро­ев были успешными.

Сэг даралга относится к разряду "постоянных мест" и в улигерах.

Удэшэлгэ (букв.: "проводы") пели по окончании улигера. Ее содержание было обращено к героям эпоса, которые, по древним представлениям, незримо присутствовавшие во время воспевания их былых подвигов, должны были воз­вратиться на небо. В ней слушатели выражали удовлетворение от исполнения, а сказитель - желание, чтобы героические деяния и сам улигер считались завер­шенными, а то, что осталось не досказанным - допоется завтра. Эти песни име­ли свой напев, отличный от улигерного речитатива.

Творцами, хранителями и исполнителями героического эпоса являлись сказители-улигершины. Они пользовались всеобщим уважением и любовью наро­да, о чем свидетельствует пословица: "Улигершину полагается сидеть на тюфячке-олбоке, а певцу - на холме-добуне". Ими становились люди особо одаренные в художественном и музыкальном отношении, обладающие безукоризненной памятью, чтобы без пропусков и искажений, как того требовала традиция, вос­производить огромные эпопеи, состоящие из тысяч стихов: улигер нельзя было сокращать, переделывать по-своему. Талантливый сказитель был актером, му­зыкантом и поэтом в одном лице. И потому у хорошего рапсода, по свидетель­ству Ц. Жамцарано, "слушатели плачут в сильных трагических местах и выра­жают живейшую радость, когда вдруг восторжествует правда" (Жамцарано. 1918. С. 14-15).

По творческому складу и манере исполнения бурятские улигершины услов­но делятся на "каноников", свято чтущих предшествующую традицию и стремя­щихся соблюсти точность в воспроизведении усвоенного текста, и "импровиза­торов", в исполнительском мастерстве которых прослеживается личное начало, индивидуальный вкус и характер. К первым, по общему мнению бурятских фольклористов, относился Пёохон Петров (1866-1943), живший на Ангаре (ост­ров Уйга) в Аларском (ныне Нукутском) районе Иркутской области. Он хорошо знал не только улигеры, но и шаманскую поэзию, сказки, старинные нравы и обычаи бурят, традицию исполнения улигеров, верил в то, что герои улигеров продолжают существовать на небе в образе звезд. От него в 1940-1941 гг. И.Н. Мадасоном был зафиксирован один из лучших унгинских вариантов эпоса "Абай Гэсэр" (12535 стихов) (Абай Гэсэр. 1960). Улигеры он не пел (не было го­лоса), а рассказывал как обычные стихи. Обладая феноменальной памятью, вос­производил улигер "не задумываясь и не останавливаясь ни на минуту" (Балда­ев. 1961. С. 37).

Ко второму типу исполнителей относится другой унгинский сказитель П.М. Тушемилов (1877-1955), демонстрировавший в своей исполнительской пра­ктике более свободный, раскрепощенный стиль, сильное импровизационное на­чало, устремленность к поэтическим новациям, к варьированию в передаче тра­диционного "текста", из-за чего улигеры в его исполнении в некоторой степени теряли традиционные черты и четкость композиции (Уланов. 1968. С. 19).

П.М. Тушемилов происходил из известной в Приангарье династии сказите­лей, обладал незаурядным талантом певца-импровизатора и пользовался славой не только хорошего улигершина, знатока устного народного творчества, но так­же и лекаря, ясновидца. Близким к П.М. Тушемилову по манере исполнения был популярный сказитель и певец А.О. Васильев (Альфор) (1887-1945), славивший­ся во всем Приангарье красотой своего могучего баса и сказительским мастер­ством. Улигеры, как и П. Тушемилов, пел, аккомпанировал на хуре; ездил по улусам, выискивая соперников на состязаниях певцов-импровизаторов.

От него был записан самый большой по объему вариант "Гэсэра" (более 50 тысяч стихов), отличающийся оригинальностью и полнотой сюжетной разра­ботки мифологического (небесного) пролога Гэсэриады.

В пору продуктивности эпической традиции улигеры знали если не все, то многие. Почти в каждом улусе можно было встретить одаренных сказителей, чьи имена еще хранятся в памяти стариков. Были среди них и женщины. СП. Балдаев, более шестидесяти лет собиравший произведения устного народ­ного творчества, упоминает о четырехстах улигершинах. В историю же бурят­ской фольклористики вошли имена лучших, тех, от кого посчастливилось зафи­ксировать, начиная с конца XIX в. до 50-х годов XX в., образцы улигеров. Это

П.П. Петров, П.Д. Дмитриев, П.М. Тушемилов, Б. Жатухаев, П.С. Степанов, Н. Иринчеева, Б. Зурбанов, М.Г. Шобоклеев, О. Хайнтаев, С. Шанаршеев, Х.Н. Терентьев, И.И. Дагданов, Н. Тужинов, А. Геленкенов и др., проживавшие в Приангарье; М. Имегенов, Е. Шалбыков, Л. Бардаханов, Б. Бурлаев, Б. Барнаков, Н. Гулханов, А. Батлаев, П.П. Балдаев, А. Тороев и многие другие, прожи­вавшие в долинах рек Куды, Осы, Иды. Репертуар их, как правило, состоял из десяти и более крупных стихотворных героических сказаний, не считая мелких, имеющих сказочный характер. Почти все они были гэсэршинами - прекрасны­ми знатоками знаменитой эпопеи "Абай Гэсэр".

В Забайкалье известны имена Базара Галданова (Хара-Шибирь), Ампруна Чингаева (Онон), Галсана Тыкеева (Ага), Гармажапа Балданова (Селенга), Да-шибылова и многих других, от которых записывали улигеры Ц. Жамцарано, П. Балданжапов, Н. Поппе и др.

Особое место в этой плеяде имен занимает Маншуд Имегенов (1849-1908), потомственный улигершин из улуса Кукунут Кудинской долины. В 1906 г. Ц. Жамцарано записал от него самую архаичную и самобытную из всех извест­ных национальных версий и вариантов Гэсэриады - эпос "Абай Гэсэр-хубун", а также не имеющий аналогов отдельный цикл о сыновьях героя: Ошор Богдо и Хурин Алтае (впервые опубликован в 1930 г.). Несомненно, он был выдающим­ся исполнителем, зрелым мастером, сумевшим воспроизвести без слушателей, специально для записи, традиционное эхирит-булагатское эпосопение, сохранив первозданную свежесть, красоту, мощь и обаяние древнего памятника. В тече­ние семи дней и ночей он пропел собирателю 22074 стиха, не сократив "обрам­ляющие" призывные и прощальные, вставные песни, традиционно исполняемые слушателям. Ученые единодушно признают высокие художественные достоин­ства данного варианта, именно он лег в основу последнего академического изда­ния эпоса (Абай Гэсэр... 1995. С. 8-418).

Бурятские сказители не были исполнителями-профессионалами. Обычно это были простые сельские труженики - скотоводы, земледельцы, охотники. Эпические сказания воспринимались с детства, главным образом, в семье, ре­же - от земляков. Со временем репертуар пополнялся. Творчество каждого ули­гершина развивалось в рамках унаследованной региональной традиции и имело свой индивидуальный стиль и своеобразие. Талантливые народные сказители сохраняли в памяти весь локальный улигерный репертуар, творчески развивая и обогащая его.

По своим стадиально-типологическим характеристикам бурятский героиче­ский эпос классифицируется на три группы: эхирит-булагатскую, унгинскую и хоринскую. В первые две включаются улигеры, бытовавшие у западных бурят: в Кудинской долине, Верхней Лене (Эхирит-Булагатском, Качугском, Баяндаевском), по долинам рек Иды, Осы, Обусы (Боханском, Осинском), в Приангарье (Аларском, Нукутском), районах Иркутской обл., а в третью - улигеры восточ­ных бурят, проживающих в Забайкалье (Бурятия, Читинская область). Во всех трех группах наблюдается сходство в сюжетных структурах, мотивах и образах, так как их объединяет общий мифологический фонд и единая общебурятская эпическая традиция.

Наиболее архаичным считается эхирит-булагатский эпос, поскольку в нем преобладают черты охотничьего уклада жизни творцов улигеров; элементы то­темизма, анимизма, различных культов, мотивы побратимства с животными персонажами; оборотничество (метафорфизм), сказочные мотивы. В сюжетах его получили разработку две центральные темы: сватовство и женитьбы героя; борьба с чудовищами-мангадхаями и врагами-чужеродцами.

Образцом улигера, воплощающим первую тему, является "Айдурай Мэргэн" (1868 стихов), записанный Ц. Жамцарано в 1908 г. от Б. Бурлаева в Верхне­ленском уезде. Сюжетная структура его состоит из следующих звеньев: 1) 15-летнего Айдурай Мэргэна убивает на охоте женщина с зооморфными чер­тами; 2) Конь советует сестре героя, девице Агуй Ногон, привезти деву-воскре-сительницу - дочь Эжи Мунху хана; 3) Агуй Ногон, переодевшись в мужскую одежду, укрыв тело брата в горной пещере, отправляется в дальний путь; 4) Преодолевает разные препятствия: стужу, жару; оборачивается то птицей, то животным; братается, выручив их от гибели, с муравьями, лягушками, громад­ной птицей, собакой; 5) Проходит благополучно смертельные испытания, устра­иваемые "жениху" отцом невесты благодаря помощи побратимов и своего коня; 6) Возвращается домой с "женой" - девой-воскресительницей, а сама скрывает­ся; 7) Дочь хана оживляет Айдурай Мэргэна; 8) Героиня возвращается домой, когда у брата рождаются близнецы. Брат выдает сестру замуж за чужеродца.

Такой тип улигеров в эхирит-булагатском эпосе очень популярен. Сюжет­ная разработка темы героического сватовства отличается в них большим раз­нообразием и вместе с тем устойчивостью основных мотивов: гибели героя, похода за девой-воскресительницей, преодоления препятствий; борьбы за не­весту; оживление героя. Это самая простая, односоставная сюжетная конст­рукция. Главным действующим лицом, совершающим подвиги, является бога­тырская дева - сестра героя, а не богатырь, именем которого названо произве­дение. Этот сюжетно-повествовательный тип: "сестра добывает брату суженую-воскресительницу" считается наиболее ранним в системе героико-эпического творчества бурят. Он реализуется в улигерах: "Айдурай Мэргэн", "Эржэн Мэргэн хубун", "Ягур Мэргэн хубун", "Алтан Сэгсэ хубун" и др. Тема борьбы с чудовищами и врагами-иноплеменниками обычно в них отсутствует или носит характер позднего привнесения. Основная идея, выраженная в них - борьба за основание моногамной семьи, установление экзогамного брака, ха­рактерная для периода расцвета родового общества, утверждающего главенст­во мужчины в семье и роде.

Тема борьбы с чудовищами-мангадхаями и врагами-иноплеменниками полу­чает свое развитие в эхирит-булагатском эпосе с активизацией действий героя-мужчины и ослаблением роли сестры ("Аламжи Мэргэн", "Буху Хара хубун", "Гунхабай Мэргэн", "Еренсэй" и др.). Увеличивается число улигеров, где герой сам добывает себе жену. С развитием улигерного жанра, с постепенным выдви­жением на первый план богатыря-воина, защитника семьи и рода, тема сватов­ства теряет ведущую роль и становится одним из элементов эпической биогра­фии героя. Усложняется сюжетная структура повествования, появляются мно­госоставные улигеры. Примером типологически зрелого эпоса является эхирит-булагатский вариант эпоса "Абай Гэсэр-хубун" (запись Ц. Жамцарано от М. Имегенова), где прослеживается процесс биографической и генеалогической циклизации (сказание о Гэсэре и его сыновьях Ошор Богдо и Хурин Алтае). Но в целом черты "охотничьего" эпоса, обусловленные его близостью к мифологи­ческим истокам, доминируют в эпосе эхирит-булагатов. В нем все еще значи­тельна роль мифических зооморфных, зоо-антропоморфных персонажей - по­мощников, покровителей, противников героя. Устойчивы мотивы "трудных" поручений отца невесты; братания с животными; помощь их в свадебных испы­таниях; сверхъестественные способности героя (магия и оборотничество). Про­тивники, враги героя - в основном чудовища-мангадхаи, имеющие невероятное количество (13, 33, 67, 77, 95, 108, 300, 500, 600, 1008) голов (иногда рогов). Они разоряют имущество богатыря, похищают его жен. Богатырь выступает в поход

один, нет у него воинов, баторов. Его борьба с противником изображается в ви­де богатырского единоборства.

Прослеживаются в эхирит-булагатском эпосе помимо двух основных тем также взаимоотношения брата и сестры, дяди и племянника, мужа и жены, от­ражающие конфликты между членами патриархальной семьи и рода. Например, в улигере "Аламжи Мэргэн" реализуются два сюжетно-повествовательных ти­па: "Сестра добывает брату суженую-воскресительницу" и "Дядья губят племян­ника, чтобы завладеть его имуществом", относящиеся к разновременным куль­турным пластам. В зависимости от эволюционного развития, отношение сестры к брату в улигерах может быть как положительным, так и отрицательным, вра­ждебным. Так в "Харасгай Мэргэне" и "Шонходой Мэргэне" сестры, чтобы вый­ти замуж, убивают братьев, но впоследствии жестоко за это наказываются ими, как и изменница Унтан Дурай - жена Ерэнсея ("Ерэнсей"), которая, предав сво­его мужа, уходит к его врагу - мангадхаю. Спасшийся от гибели сын убивает не только мангадхая, но и свою мать. Мучительной казни за измену подвергает Гэсэр свою жену Гагурай Ногон. В данных улигерах отчетливо проявляется борь­ба с пережитками материнского рода, суть патриархата, ставящего власть муж­чины выше кровных уз, некогда тесно связывавших членов материнского рода.

Таковы основные черты архаичного эхирит-булагатского эпоса, представ­ляющего "нижний слой", "изначальный этап" героико-эпического творчества бурят, но по богатству мотивов и образов, превосходящий все остальные бурят­ские традиции (Санжеев. 1936. С. XXXV).

Такие улигеры были распространены в основном в Эхирит-Булагатском, Баяндаевском, Качугском, частично Боханском, Осинском районах Иркутской области (Усть-Ордынский Бурятский автономный округ).

Иной тип улигеров бытовал в Приангарье: долинах рек Иды, Осы, степях Алари и Унги. Записи их, произведенные только на левобережье Ангары с 80-х годов XIX в., выявили процветавшую там в прошлом богатую фольклор­ную традицию. Этот регион можно назвать заповедным краем бурятского эпоса: общее количество улигеров, собранных там с конца XIX в. до конца 50-х годов XX в. М.Н. Хангаловым, Ц. Жамцарано, Г.Д. Санжеевым, И.Н. Мадасоном, СП. Балдаевым, А.И. Улановым, Н.О. Шаракшиновой и др., составля­ет около ста текстов, в том числе двадцать вариантов Гэсэриады, часть кото­рых опубликована в последние годы (Абай Гэсэр. 1960; Бурчина. 1990; Абай Гэсэр... 1995).

Героико-эпические сказания, бытовавшие на левобережье Ангары, были выделены в особую группу под названием "унгинский эпос" Г.Д. Санжеевым (Санжеев. 1936. С. 58.), так как записанные им в 1928 г. от сказителей Н. Тужинова, А. Геленкова и Ш. Савранова в улусах Средняя Куйта и Булут (долина речки Унги) пять довольно крупных улигеров: "Алтан Шагай", "Булган Тол-гой хубун", "Пятилетний Толэй Мэргэн", "Позднорожденный Уландай Мэр­гэн", "Эрэ Тохолэй Мэргэн", объемом от 1550 до 4314 стихов и три маленьких "Девица Эрэг Дурэг", "Девица Алаг Булаг", "Старуха Ужаа" - объемом от 150 до 518 стихов (ХВРК ИМБиТ СО РАН, фонд Г.Д. Санжеева, инв. № 2224) по своим жанрово-типологическим признакам отличались от эхирит-булагатских улигеров. Ученый считал, что унгинский эпос "представляет собой завершение всего бурятского эпоса, а булагатский - его нижний слой, его изначальный этап" (Санжеев. 1936. С. 25). Носителями данной эпической традиции наряду с булагатами являлись и переселившиеся в этот регион в XV-XVII вв. из фео­дальной Монголии хонгодоры, зунгары, икинаты и ашебагаты, эпический ре­пертуар которых, отражавший развитые общественные отношения, несомненно, оказал влияние на местный, в своей основе идентичный эхирит-булагатскому. Формирование унгинского эпоса происходило в тот период, когда у степ­ных булагатов Приангарья, уже освоивших скотоводство, начинали склады­ваться патриархально-феодальные отношения (XIII-XVI вв.) (Уланов. 1957. С. 112-114, 159-160; Уланов. 1963. С. 204-205; Шаракшинова. 1968. С. 30-34) и идеология господства отцовского рода, эпохи военной демократии, нашли в нем свое естественное отражение.

Эпическая широта, монументальность, живописное богатство и разнообра­зие содержания, сложность формы - отличительная черта унгинских героиче­ских эпопей. Тематический и жанровый диапазон, сюжетно-событийный охват в нем значительно шире, чем в эхирит-булагатском и хоринском эпосах. В боль­шинстве своем это многосоставные, многосюжетные произведения, состоящие из 2-3, 4-5 и 6 ходов (частей), за исключением многоцикличной (генеалогиче­ская циклизация) героической эпопеи о Гэсэре.

Если основным содержанием эхирит-булагатского эпоса являлась героика борьбы за суженую и "воинская" тематика была в основном связана с ней, то в унгинском героический пафос переключается на борьбу с грабительскими набегами и угонами, за освобождение и возвращение на родину плененных до­мочадцев, подданных, захваченного имущества, а женитьба, основание семьи, являвшееся сверхзадачей в архаической традиции, отходит на второй план, ста­новится лишь "исходной ситуацией", необходимым условием для начала геро­ической деятельности (Санжеев. 1936. С. 37). Тематически унгинские улигеры делятся на четыре группы: 1) о героическом сватовстве, борьбе с мангадхаями, чужеземными ханами и баторами; 2) о борьбе героя с кровными родственника­ми (о внутриродовых и семейных конфликтах); 3) о борьбе богатырских дев с чудовищами-мангадхаями (о сватовстве мангадхаев); 4) о мести коня батору, погубившему табун.

Совмещение, художественная реализация двух тем в одном произведении – характерная черта унгинской эпической традиции, где первая часть повествова­ния посвящается обычно сватовству, женитьбе героя, а вторая - борьбе с врага­ми. Связующей нитью между обеими частями большинства улигеров служит за­вязка (угон, похищение табунов и стад, разорение домашнего очага; увод домо­чадцев и подданных; иногда - вызов врагами героя на поединок), которая нахо­дит свое разрешение в финале второй части (уничтожение героем врага, возвра­щение похищенного, восстановление мира и спокойствия). Сюжетная структура унгинских улигеров состоит в основном из следующих мотивов: выезд из дома для осмотра стад и табунов (иногда выезд ничем не мотивируется); обнаружение недостачи, угона табунов и скота. Вариант: табуны и стада размножились в не­сметном количестве и герой опечален - кому перейдет имущество? В случае, ес­ли герой - бездетный старик, то печаль по поводу того, что некому отомстить захватчикам, вернуть похищенное; испрашивание бездетными супругами у бо­жеств-покровителей потомства; чудесное зачатие и рождение у них сына; наре­чение ребенка старцем; чудесный рост и мужание малолетнего героя, детские подвиги; обретение юным героем богатырского статуса (испрашивание у небес­ных покровителей коня, вооружения и одежды; укрощение, объезживание не­бесного коня; похвальба всадника и коня богатырской силой); решение героя найти свою суженую, жениться; определение ее имени и местонахождения; сбо­ры в поход и богатырский выезд; богатырская езда.

Преодоление препятствий: бескрайнего моря, непроходимой густой чащо­бы; огненной лавы; подъем на высочайшую горную вершину, где находится "живая" вода (букв.: "черная", то есть чистая, прозрачная, живительная вода вечности - мунхээн хара у h ан) и целебное деревце (растение); оживление этой водой погибших на склоне горы людей и животных; переход за край неба и зем­ли (грани, где смыкаются небо и земля); подъем на небо; спуск под землю.

Встречи и приключения в пути: наказание баторов, похвалявшихся своим мнимым превосходством над героем; оказание помощи - животным (косуле, птицам) и братание с ними, чужеплеменному батору и братание с ним; братание с побежденными в бою богатырями; гибель героя на пути к суженой (от истоще­ния сил, от стрелы соперника в сватовстве); героя бросают в колодец-подземе­лье (злые коварные дядья, свояки-зятья; старшие братья); превращение героя в камень; оживление героя (конем; небесными девицами-кукушками), суженой-воскресительницей, тремя чужеземцами-целителями (тибетцами); оживление самим героем убитых им баторов; конь добывает погибшему герою суженую-воскресительницу; подмена невесты (женитьба на мнимой суженой); борьба за невесту (состязание с соперниками в стрельбе, конных скачках, борьбе); же­нитьба и возвращение на родину; похищение жены на пути к дому; разоренное врагом жилище героя; домочадцы в неволе у врага (мангадхаев или чужеземных богатырей, ханов); поход на врага; рождение сына (или сыновей-близнецов); борьба и победа героя над противниками (мангадхаями и чужеплеменными бо­гатырями). Уничтожение Чудища Черной Бабы - родоначальницы мангадхаев; малолетний сын героя выпытывает у матери, где находится отец; отправляется за ним в поход; помощь герою побратимов, небесных покровителей; сыновей; поиск и уничтожение души врага; погоня за душой (цепь превращений преследу­емого и преследователя в птиц, рыб, зерна, растения и людей); уничтожение нерожденного младенца (одного или двух), выпавшего из утробы жены врага.

Богатством и разнообразием сюжетов и мотивов, сложностью композиции отличается, как правило, первая часть унгинских эпопей, посвященная теме ге­роического сватовства и женитьбы героя. Эволюционное развитие улигеров на новом этапе происходит за счет разрастания их сюжетной структуры, качествен­но иной трактовки, переосмысления, или замены традиционных узловых моти­вов: препятствий в пути, дорожных встреч, побратимства, гибели героя, брач­ных испытаний и введения новых мотивов и эпизодов (иногда сюжетов), в основ­ном из волшебной сказки, вследствие чего эпическое повествование меняет свою тональность, приобретая характер занимательности, обыгрывания чудес­ного, что, однако, не меняет жанровой специфики произведений. Основной те­мой в улигерах остается все же героика, а не сказочная фантастичность.

В отличие от архаической традиции, борьба за суженую в унгинском эпосе ведется самим героем. Сюжетный тип "Сестра добывает брату суженую-воскресительницу" встречается крайне редко (только в двух улигерах: "Хан Сэгсэ Мэргэн", "Богдони Хубшэ Мэргэн и сестрица Бойлон Гохон") и функционирует в улигерах, относящихся к теме борьбы кровных родственников.

Переосмысляется и мотивировка выезда за невестой. Женитьба обосновы­вается необходимостью иметь наследника имуществу, мстителя и продолжателя дела в случае своей гибели. Имя и местонахождение далекой невесты герой уз­нает либо от матери, невестки (жены брата), либо из желтой книги судьбы-заяна (заяанай шара номо; пудар). Обычно это дочь хана или небожителя, облада­ющая умением "воскрешать умерших, обогащать обедневших", а также искусст­вом перевоплощения (оборотничества). Наряду с мифологическими в унгинском эпосе в образах женщин идеализируются и вполне реалистические черты: кра­сота, мудрость, преданность мужу, искусство в шитье, выражающееся типиче­ской формулой: "Из шелка величиной с ладонь сшила десять [одежд] с воротни­ками; из шелка величиной с палец сшила двадцать [одежд] с воротниками".

В большинстве улигеров богатырь добывает суженую в соперничестве с другими женихами, доказав свое превосходство в борьбе, стрельбе из лука, кон­ных скачках. Иногда будущий тесть дает жениху гибельное задание. Так, герой одноименного улигера Хухосэй Мэргэн, одержав победу в трех состязаниях, вы­нужден отправиться по приказу хана в поход за желтой желчью (шара h улэ h эн) чудовища Гал Дулмэ хана (букв.: Хан Огня и Пыла-Жара).

В пути он встречает погибшего в борьбе с этим чудовищем чужеплеменно­го богатыря Хухэрдэй Мэргэна. Он лежит под сосной, где белеют кости других баторов. Герой превращается в ястреба и вынуждает пролетавших мимо воро­нов вылить из клюва "живую" воду на Хухэрдэй Мэргэна. Богатырь оживает, а с ним и все погибшие баторы и воины. Становится вечнозеленой сосна. Ожив­шие благодарят Хухосэй Мэргэна и желают ему одолеть Гал Дулмэ хана, с ко­торым не смогли справиться они.

Герой братается с Хухэрдэй Мэргэном и во главе 33 баторов и 300 воинов направляется к чудовищу. Перед сражением, обернувшись мухой, высматривает обстановку в стане врага, а затем с дружиной и войском побеждает баторов и во­инов Гал Дулмэ хана и вступает с ним в схватку. Чудовище пышет на него огнен­ным жаром и пламенем. Хухосэй Мэргэн побеждает врага с помощью небесных божеств - главы западных (правосторонних) небожителей Эсэгэ Малан тэнгри и своих творцов-покровителей, которые поражают чудовище молнией, напуска­ет каменный град и кровавый дождь.

Добыв целебную желчь Гал Дулмэ хана, герой женится на принцессе.

Герой одноименного улигера, Арнай Гэрдэй Мэргэн, в походе за суженой преодолевает бескрайнее море. Погибшего от усталости коня оживляет "жи­вой" водой, принесенной с неприступной горной вершины птицей-побратимом. Успевает проскочить через расходящиеся на миг края неба и земли на другую сторону, где живет невеста. Будущий тесть подвергает его испытаниям: отправ­ляет в студеный, а затем горячий амбар; предлагает одним выстрелом пробить трехслойный войлок, черный камень величиной с быка, семьдесят саней дров и попасть в отверстие золотого диска. На пути к дому жену похищает мангадхай. Герой спускается за ней под землю, обернувшись огромным змеем Абарга, по­беждает чудовище с помощью богатыря-побратима. Затем, защищая жену, под­нимается на небо, обернувшись ястребом. Благодаря ловкости и быстроте, вы­держивает поединок с небожителем, стремящимся поразить его громом и мол­нией. Обескураженный небожитель выдает свою дочь замуж за героя.

Герой другого улигера, Эрэ Тохолэй батор, в борьбе за суженую сначала уничтожает выстрелом из лука все войско своего соперника - сына 105-голово­го Кусачего Желтого мангадхая (Зуудаг Шара мангадхай) - Эрхэ Бойрек хубуна, а затем побеждает в единоборстве его самого.

Подобные сюжеты на темы сватовства, женитьбы героя, где борьба за суже­ную продолжает трактоваться как богатырский, воинский подвиг, а традицион­ные мотивы преодоления препятствий, побратимства, брачных испытаний обре­тают более реалистические очертания, характерны для унгинской традиции.

По сравнению с предыдущей, в них наблюдается увеличение круга подвигов богатыря, расширение пространственных границ локуса героя. Действие подчас разворачивается не только на земле, под землей, на небе, но и за пределами зе­мли и неба.

Герои таких сюжетов нередко выезжают за сужеными лишь после обре­тения богатырского статуса. Обычно это позднорожденные сыновья преста­релых родителей ("Хухосэй Мэргэн", "Арнай Гэрдэй Мэргэн", "Уландай Мэргэн" и др.).

Героями же улигеров с сугубо сказочной разработкой темы героического сватовства являются, как правило, младшие из трех братьев: глупцы и неряхи, не подающие надежд бездельники ("Булган Толгой хубун", "Алтан Шагай и Мунгэн Шагай", "Хохор Богдо хан", "Эрбэд Богдо хан").

Так, низкий по статусу герой одноименного улигера, Булган Толгой хубун (букв.: "Соболиноголовый молодец"), единственный из братьев, выполняет за­вещание родителей (помолиться через три ночи на их могилах) и получает вол­шебные зеркала, трех саврасых скакунов и родительское благословение. Бла­годаря этому неряха побеждает на состязаниях женихов (срывает, прыгнув на коне, с неба золотое кольцо невесты) и женится на ханской дочери. Свой скры­тый до поры богатырский облик сопливец обнаруживает лишь после избрания его принцессой в мужья.

Вторая часть этого улигера посвящается героической борьбе Булган Толгой хубуна с похитителем жены - мангадхаем, живущим в подземном мире.

В улигере "Эрбэд Богдо хан" у старика-отца исчезают глаза, а затем - три дочери. Старшие сыновья, выехав на поиски, становятся жертвой коварства до­рожных вредителей. Только младший сын, глупец Паакли, возвращает потерю и женится на могущественной чародейке, дочери небожителя. Преодолев маги­ческие преграды, установленные ею на границе своих владений (вредоносных ведьм-hагшаа, железных богатырей, ястребов, волшебные сигнальные струны), герой снимает у спящей в своем дворце чародейки золотое кольцо.

Глупец Паакли магически оказывается сильнее и хитрее похитительницы и та, потерпев неудачу, становится его женой; возвращает отцовские глаза, поме­щенные в сосуд с живой водой, снимает чары с сестер, которых прежде превра­тила в стражей: ведьм-hагшаа.

Другой тип сюжетной разработки темы женитьбы реализуется в популяр­ном у западных бурят эпосе "Алтан Шагай Мэргэн". Краткое содержание одно­го из многочисленных его вариантов, записанном в 1928 г. Г.Д. Санжеевым от унгинского сказителя Н. Тужинова (объем 3674 стиха) сводится к следующему:

Алтан Шагай Мэргэн получает вызов на поединок от Девятерых молодцев Габшуу - внуков Черной Бабы мангадхайки (Эмэ Хара мангадхай - букв.: "Чер­ная Самка чудище"). Отсрочив поединок на 10 лет, герой выезжает за суженой -дочерью Баян Монхэ хана, умеющей "оживлять умерших, обогащать обеднев­ших". В пути он гибнет от стрелы иноплеменного богатыря - соперника в сва­товстве, но успевает смертельно ранить и его.

По совету волшебной кукушки конь героя оборачивается чудесным иноход­цем в ханском табуне и похищает суженую-воскресительницу. Она оживляет Алтай Шагай Мэргэна и, превратившись в золотого ястреба, улетает домой.

Алтан Шагай Мэргэн оживляет своего соперника чудесным камнем и бра­тается с ним. Прибыв к Баян Монхэ хану, сватается к его дочери. Суженая ге­роя отправляет прислужницу посмотреть, каков жених. Та обманывает прин­цессу: говорит, что он стар и безобразен. Тогда невеста превращается в ястре­ба и улетает.

Хитрая служанка предлагает растерянным хану и ханше вымыть ее в бане, надушить, нарядить в одежду принцессы и выдать замуж вместо дочери ее.

Герой женится на мнимой суженой. На пути к дому делает остановку. Жена гуляет на ханских пирах. Прилетает принцесса и, приняв свой настоящий облик, шьет Алтан Шагай Мэргэну одежду. Обман служанки вскоре раскрывается, Ал­тан Шагай казнит ее и соединяется со своей истинной суженой.

Появление в разработке темы сватовства новых коллизий - подмены суже­ной, борьбы служанки с госпожой, похищения конем принцессы вместо традиционных "трудных задач", даваемых жениху отцом невесты; борьбы богатыр­ской девы - сестры героя за его суженую-воскресительницу – существенно ме­няют тональность повествования, придавая ему характер развлекательности. Образ лживой, нагловатой прислужницы, не чурающейся хмельного, создает в нем ряд комических ситуаций, внося в героическое содержание улигера живую струю народного юмора.

Вместо цепочки взаимосвязанных мотивов и эпизодов, последовательно рас­крывающих тему героического сватовства в архаической традиции, в унгинском происходит разрастание художественной структуры улигера, разветвление ее на вполне самостоятельные сюжетно-тематические блоки (типы): "Конь добывает герою суженую-воскресительницу", "Служанка обманывает суженую и выходит замуж на героя", которые свободно "монтируются" в сюжетную композицию других унгинских улигеров ("Пятилетний Толэй Мэргэн", "Алтан Гасуу", "Ермэй Богдо хан", "Хайдар и Буйдар"). Кроме них функционирует в унгинском эпосе и такой сюжетный блок: герой в облике бродячего пастуха-бедняка стано­вится мужем ханской дочери и борется с лживыми свояками-зятьями хана, при­сваивающими себе его заслуги, который реализуется в улигерах: "Алтан Шагай и Мунгэн Шагай", "Алтан Гасуу" и др.

Изменение в "Алтан Шагай Мэргэне" традиционных мотивов побратимства и испытания жениха свидетельствует о трансформации их в сторону реалистиче­ского отражения действительности, преодоления мифологичности. Изменяется в нем и архаический мотив гибели героя, который вынуждает действовать не сестру-богатыршу, как в эхирит-булагатском эпосе, а его коня.

Ослабление героических мотивов в повествовании о женитьбе Алтан Шагай Мэргэна восполняется их усилением во второй части сказания, где богатырь ве­дет борьбу с мангадхаями - Девятью молодцами Габшуу, которые нарушив до­говор, в отсутствие героя нападают на его владения, угоняют скот и табуны и уводят в неволю домочадцев и подданных. Алтан Шагай отправляется в поход на врагов. В пути побеждает Трех молодцев Бойбор - сыновей Черной Бабы-ман-гадхайки.

У подножья горы Орьел Девять молодцев Габшуу поджидают героя. Алтан Шагай Мэргэн вступает с ними в схватку, но силы неравны. Небесные божества отправляют на помощь его побратима, но и вдвоем они не могут одолеть Девя­терых молодцев Габшуу. Тогда небожители предопределяют рождение у жены героя двух сыновей-близнецов. Те обретают небесных коней, вооружение, оде­жду и став богатырями, отправляются в поход за отцом.

Вместе с побратимом и сыновьями герой побеждает в единоборстве мангадхаев, сжигает их трупы, а пепел развеивает. Женит сыновей на красавицах, ока­зывавших ему помощь; освобождает из неволи брата и невестку, уничтожает гнездо мангадхаев во главе с их родоначальницей - чудищем Черной Бабой и возвращается на родину, забрав свое имущество и подданных. Живет с сыновья­ми спокойно и счастливо.

Подобная сюжетная разработка борьбы с мангадхаями характерна для мно­гих унгинских улигеров, повествующих о двух (реже о трех) поколениях героев (отец - сын - внук), где решающая роль в исходе сражения принадлежит сыновь­ям - защитникам и продолжателям дела отца, хотя помощь оказывают его небес­ные покровители, побратимы, а иногда богатыри-доброжелатели из стана врага.

Основными противниками героев в эпосе унгинцев, наряду с чужеплеменны­ми богатырями, как и в предыдущей традиции, продолжают оставаться чудовища-мангадхаи, древние мифологические образы которых в героических сказа­ниях бурят представлены на разных ступенях эволюционного развития.

В архаическом эхирит-булагатском эпосе - это страшные, фантастические чудовища с гиперболизированным множеством (десятками, сотнями, тысячами) голов и жердеобразных рогов, олицетворяющими их силу и живучесть. За отсут­ствием имен, мангадхаи различаются количеством этих атрибутов, а также эпи­тетами, определяющими их характерные признаки: 108-головый Кусающий Желтый мангадхаи (Зуудаг шара мангадхаи), 13-головый Асурайский Желтый мангадхаи (Асуурай шара мангадхаи), где значения слов: "Асурайский (санскрит. asura - демон; злой дух), "Зуудаг" - кусающий, кусачий" (бурят, зууха - схваты­вать зубами; держать в зубах; кусать [о собаке]), указывают на враждебную че­ловеку природу этих образов.

Мангадхаи способны втягивать со струей воздуха в свою огромную пасть, проглатывать без разбора все живое и неживое. Из нутра убитого героем чудо­вища обычно выходят толпы людей, табуны коней и стада, возы с дровами, обо­зы с мукой и т.д. Иногда мангадхаи изображаются людоедами, обитающими в подземном мире ("Осодор Мэргэн"). В образах женщин-мангадхаек причудливо сочетаются зоо-антропоморфные черты. Такова старуха-мангадхайка - дочь 500-голового, 50-рогого Старого Мангадхая, имеющая "белую-пребелую голо­ву, большой острограный подбородок, единственный зуб во рту, единственный глаз на макушке и острый белый клюв" (Абай Гэсэр Могучий... 1995; стихи 5433-5437, 7212-7222.) Неизменный атрибут этих старух - "тысячесаженная" белая кожемялка-скребок (митан сагаан хэдэргэ). Заговоренная своей хозяй­кой, она, стремясь уничтожить героя, способна преследовать его, сметая на пу­ти все преграды.

Демонические старухи выступают также "путевыми вредителями", угощаю­щими улигерных богатырей отравленным (червивым) чаем. В эхирит-булагатской версии Гэсэриады они борются с героем, мстя за гибель своих многоголо­вых сородичей-мангадхаев. Путем хитрой интриги и коварства одна из них пре­вращает Гэсэра в коня и уводит его жену к своему сыну.

Мангадхаи в улигерах всегда связаны родственными отношениями и состав­ляют одну большую семью, возглавляемую самой старшей в роду бабушкой по материнской линии (ехэ холхи тоодэй), либо теткой, у которых хранятся души чудовищ. Они же насыщают обессилевших в борьбе с героем сыновей и внуков своим грудным молоком.

В унгинском эпосе в качестве родоначальницы выступает могучая Эмэ Хара мангадхайка (букв.: Черная самка-чудище), имеющая антропоморфные чер­ты: спадающие на нос веки, свисающие на пуп груди, толстый живот, падающий на колени. Герой обычно застает ее за выделкой лосиных шкур черной желез­ной кожемялкой-скребком, которым она приподнимает веки, чтобы разглядеть вошедшего, а затем пытается убить, мстя за погибших сородичей. Как и ее ар­хаические предшественницы, чудовищная Баба злобна, агрессивна и обладает не только огромной физической силой, но и магическими способностями (уда­ром своей кожемялки превращает улигерных баторов в диких зверей). Богаты­рю с большим трудом удается победить ее в единоборстве, часто благодаря по­мощи сыновей и побратимов.

По мнению СЮ. Неклюдова «этот класс персонажей восходит к образам де­монических матриархальных "хозяек" архаической мифологии или разновидно­стям хтонической богини-матери...» (Неклюдов. 1984. С. 115).

В процессе развития улигерного жанра происходит постепенная эволюция образов мангадхаев в сторону антропоморфизации. Многоголовость их стано­вится рудиментарной. В поздних записях унгинских улигеров прослеживается тенденция к изображению многоголовых чудовищ в виде комических, глупых простаков (одни их головы сказки и улигеры рассказывают, другие песни по­ют, остальные - загадки загадывают). В унгинском эпосе мангадхаев называ­ют в основном "хубунами" (хубуун - сын, парень, молодец, удалец), то есть, мо­лодцами, удальцами - потомками Черной Бабы-чудища. По своим действиям и поступкам, образу жизни они не отличаются от иноплеменных врагов: богаты­рей и ханов; живут во дворцах, имеют войско, баторов. Выступают против ге­роя не поодиночке, а сообща и различаются лишь по своему количеству и про­звищам: Три молодца Бойбор (Гурбан бойбор хубууд), Девять парней Габшуу (ю h эн габшуу хубууд), где определения "бойбор", "габшуу" имеют значения: ловкий, проворный, верткий, расторопный. Одноголовость этих мангадхаев подчеркивается особо.

Эти представители враждебного мира в улигерах обитают обычно в мифи­ческой стране Хонин Хото, расположенной на севере, северо-востоке, в пустын­ном ветреном краю, откуда нет возврата. В некоторых улигерах мангадхаи поя­вляются из воды (реки, моря) или подземного (нижнего) мира (доодо замби). В архаической эхирит-булагатской версии Гэсэриады многоловые чудовища нахо­дятся на темной, северной части неба, а в стадиально более поздних по своей формации унгинских вариантах эпоса, повествуется о появлении на земле ман­гадхаев от сброшенных с неба частей тела главы злых восточных (левосторон­них) небожителей, Атай Улан тэнгри (Абай Гэсэр... 1995. Стихи 4545-4554; Бурчина. 1990).

В унгинском эпосе борьба с мангадхаями носит уже не случайный, как пре­жде характер, а является неотъемлемой частью героических деяний богатыря, выступающего на защиту своего имущества, рода и племени от их грабитель­ских набегов. Гораздо реже причиной борьбы служит соперничество в сватовст­ве или похищение жен.

Развернутые формульные описания этой борьбы (единоборство, групповые схватки, поединки со стрельбой из луков, сражения с участием воинов и дружин­ников) занимают значительное место в героико-эпических сказаниях унгинцев. В них ярко проявляются воинские качества баторов и мэргэнов. В эпосе идеали­зируются герои-мужчины, превосходные качества которых определяются эпи­тетами, входящими в состав их имен: баатар - богатырь, воин; мэргэн - букв.: меткий стрелок; хубуун - в переносном значении - удалец, молодой богатырь, молодой воин; эрэ - букв.: самец, мужчина. В эпосе употребляется в значении: сильный, мужественный, храбрый человек, воин.

Наряду с богатырским единоборством, где исход боя решается превосходст­вом физической силы или с помощью оружия, герой использует свои сверхъес­тественные силы и способности (мага, чародея, оборотня), которыми обладает также и его противник. Обычно это происходит в борьбе с особо сильным не­уязвимым чудовищем-мангадхаем, которого можно победить лишь уничтожив прежде его "внешнюю" душу (ами h улдэ хоёр - букв.: дыхание и [жизненную] силу, энергию), хранящуюся в недоступном месте; либо поразив уязвимую "точ­ку" на теле противника, являющуюся средоточием его души. У многоголовых мангадхаев им обычно является одна "главная" белесая голова, находящаяся в середине его многочисленных голов, либо родимое пятно между лопатками на спине, либо зрачок "центрального" белого одного из сотен тысяч наспинных глаз чудовища. В эхирит-булагатской версии Гэсэриады аналогом души неуязви­мого младенца, сына чудовища, выступает протянутая с неба чудесная нить, по которой поступает вода, спасая его в раскаленном амбаре.

Сюжеты о добывании, ловле, уничтожении души, погони за ней, основанные на анимистических воззрениях творцов эпоса, представляют большое разнообразие в героико-эпических сказаниях бурят. Душа, представляемая как явление материальное, имеет в эпических произведениях бурят обычно вид перепелов (будэнэ), иногда перепелов и куропаток, перепелов и ос. Количество их бывает разным: 12, 13, 22, 23, 26 и находятся они в золотом ящике, тот в свою очередь - в серебряном, заключенном в деревянный или железный и спрятаны в желудке мифических животных (жабы-трехлетки, дикой свиньи), обитающих на дне ядо­витого (желтого) моря, либо хранятся у бабушек или старших теток чудовищ-мангадхаев. В одном из унгинских вариантов Гэсэриады души трех шараблин-ских ханов - врагов Гэсэра имеют вид бело-серебряных бабочек и находятся в ящике на самом верхнем этаже их дворца. А в эхирит-бугатском эпосе "Еренсей" душа мангадхая в виде желтого камня спрятана в ножевидном пере право­го крыла громадной птицы Хан Хэрдэг.

Добывание души противника всегда бывает связано с хитростью, магией, оборотничеством. Герой обычно приходит к хранительницам душ мангадхаев, обернувшись их "внуком". Затем, магически усыпив их, разбивает ящики и ло­вит разлетевшихся птиц с помощью своего магического искусства: напустив тре­скучий мороз, собирает на правую ладонь лучи солнца, а левой уничтожает сле­тевшихся к теплу перепелов.

Иногда душа, спасаясь от преследования, последовательно превращается в животных, растения, рыб и т.д. Мотив погони, базирующийся на представлении о метаморфизме души, широко распространен в эпосе эхирит-булагатов. Наибо­лее развернутый и красочный сюжет погони встречается в эпосе "Абай Гэсэр-хубун" ("Абай Гэсэр Могучий") эхирит-булагатского сказителя Маншуда Имегенова, где герой преследует душу Долговязой Рыжей мангадхайки (Ута Шара эзы).

Выпорхнувшие из ящика двадцать шесть перепелов последовательно пре­вращаются в косуль, растущее просо, мелких рыбешек, а Гэсэр, истребляя их, – соответственно в серо-сизого ястреба, девять сизых небесных волков, девять солдат, девять щук. А когда последняя рыбка оборачивается тринадцатью пере­пелками, он наводит лучи солнца на холку своего коня, лучи луны - на его круп; вызывает кровавый дождь, каменный град и уничтожает слетевшихся птиц.

В унгинской эпической традиции в сюжете погони с превращениями, героя может замещать его стрела, а преследуемую душу - его обладатель, чужезем­ный богатырь (улигер "Алтан Шагай Мэргэн"). В эпосе унгинцев более попу­лярны сюжетные коллизии по поиску, добыванию души, а не погони за ней. Так, в улигере "Позднорожденный Уландай Мэргэн" (Орэй хэнзэ Улаандай Мэргэн; 3307 стихов; записан Г.Д. Санжеевым в 1928 г., в улусе Средняя Куйта Нукутского р-на Иркутской области) герой и его антогонист, Одноголовый мангадхаи Эрхэ Бойбер хубун, не сумев одолеть друг друга в единоборстве (поскольку оба не­уязвимы), пускаются на поиски душ, о местонахождении которых узнают, обме­нявшись своими книгами судьбы-заяна.

Мангадхаи превращается в желто-пеструю осу и наблюдает за повадками жены героя, красавицы Шара Сэсэг абхай. Затем, поднявшись на небо, принима­ет ее облик и просит у верховной небожительницы Манзан Гурмэн бабушки ду­шу "своего мужа", якобы для ее "укрепления". А Уландай Мэргэн, обернувшись громадной рыбой Абарга на дне ядовитого моря, заклинает свое волшебное ору­жие - небесный хрустальный синий "камень"-драгоценность (молор хухэ эрдэни), чтобы распорола брюхо дикой свиньи и вынесла ящик с душой мангадхая на берег. Затем уничтожает двенадцать замерзших от холода перепелов, когда они слетаются на его ладонь к солнечному лучу. В этот момент мангадхаи, уже со­биравшийся было получить бутыль (лонхо) с двенадцатью перепелками (душой Уландай Мэргэна), падает замертво с небес и разбивается.

В унгинской эпической традиции такие сюжеты на тему поисков и уничто­жения души врага обретают сказочный, развлекательный характер.

На поздних этапах эпического творчества представители враждебного мира изображаются более могучими, чем их архаические предшественники, наделя­ются сверхъестественной силой и неуязвимостью. Герой не может одолеть их ни в единоборстве, ни силой оружия. В унгинской Гэсэриаде - это имеющее сто ты­сяч глаз на спине, сорок тысяч глаз на груди, звездно-белый глаз на макушке – чудовище Гал Дулмэ хан (букв.: Хан Огня и Пыла-Жара), губящий все живое на земле, принося засуху и мор; дьявол Шэрэм Мината альбан шулма (букв.: дьявол с чугунным кнутом), живущий по ту сторону земли смерти; Лобсогой Черный мангадхай, ездящий на железно-синем коне. Все они ведут свое происхождение от сброшенных на землю частей тела злого Атай Улан тэнгри - главы левосто­ронних (восточных) небожителей, противостоящих правосторонним (западным) добрым божествам. Гэсэр уничтожает врагов с помощью своих покровителей – западных небесных божеств: Гал Дулмэ хана он поражает в уязвимое место – зрачок звездно-белого глаза на макушке, где хранилась его душа, а его нерож­денный (утробный) сын – неуязвимый железнотелый младенец - расплавляется небесными кузнецами в железном амбаре; непобедимый дьявол Шэрэм Мината, олицетворяющий, очевидно, саму смерть, рассекается на куски волшебным шер­стобитным прутиком верховной небожительницы Манзан Гурмэ бабушки; а бессмертный, не имеющий души, Лобсогой Черный мангадхай заточается в глу­бокое подземелье со сторожами, не дающими ему выйти оттуда.

В эпосе мангадхай, как злейшие враги людей, всегда уничтожаются, тела их сжигают, а пепел развеивают. В своих истоках эти образы относятся к наиболее древнему слою эпической мифологии. По мнению А.И. Уланова, аморфные, не­определенные образы многоголовых, многорогих, многоглазых чудовищ, соче­тающих признаки и человека, и хищных зверей, и птиц, и стихийные разруши­тельные силы природы, возникли еще на стадии фетишизма и продолжали свое формирование на развитой ступени анимизма (Уланов. 1963. С. 162, 168-169).

Этимология термина мангадхай, имеющего в разных фонетических вариан­тах (мангус, мангад, мангаа, джал-маус, моос) широкое распространение в эпосе тюрко-монгольских народов, как и генезис этого фольклорно-мифологического образа, в науке пока остаются неясными. Возможно, мнение Г.Д. Санжеева, считавшего, что под образами этих чудовищ в бурятском эпосе карикатурно изображены люди чужого племени (Санжеев. 1936. С. 29), не лишено основания, так как традиция идентифицирования словом "мангад" представителей иных племен и народов существовала, в частности, у западных бурят и калмыков. Не исключено, что в поздние исторические периоды, в зависимости от обстоя­тельств, данный этноним мог употребляться в отрицательном плане, демонизи-руя образ чужеплеменного врага.

Довольно большую группу в героико-эпических произведениях унгинцев представляют улигеры, сюжетная основа которых построена на антагонизме членов патриархальной семьи и рода: борьбе старших сестер с братьями, стар­ших братьев с младшими, дядей с племянниками, родителей с сыном, снох с зо­ловками, старших зятьев хана с низким по статусу зятем-бедняком ("Хайдар и Буйдар", "Хан Сэгсэй Мэргэн", "Эрэ Хабтас Мэргэн", "Амагалан Богдо хан", "Богдони Хубшэ Мэргэн", "Пятилетний Толэй Мэргэн" и др.). По сравнению с другими тематическими группами в них с большей полнотой отразилась идеоло­гия эпохи военной демократии, переход к новому типу хозяйствования - ското­водству, усиление власти мужчин в семье и роде, появление имущественного, со­циального неравенства в древнем обществе. Смертельная борьба, коварство и предательство кровных родственников мотивируется в этих улигерах стремлени­ем захвата имущества: скота, табунов, подданных, а не выходом сестры замуж как в архаической традиции. Победителем всегда выходит герой-мужчина (млад­ший брат; племянник), жестоко наказывающий предателей-родственников.

Подвергается трансформации в этой группе улигеров популярный в эхирит-булагатском эпосе образ богатырской девы, младшей сестры героя, традицион­но выступающей в роли его спасительницы (сюжетный тип "Сестра добывает брату суженую-воскресительницу"). На новом этапе развития эпоса, с героизаци­ей образа богатыря-мужчины, она теряет эту функцию, которая переходит к ко­ню героя. В унгинских улигерах на тему борьбы кровных родственников появля­ется новый сказочный сюжет о беззащитной, гонимой злыми снохами младшей сестре героя, совершенно утратившей героические черты богатырской девы.

Улигеры, повествующие о взаимоотношениях и конфликтах членов семьи и рода отличаются не только переосмыслением, изменением трактовки архаиче­ских мотивов, но и обогащением новыми сюжетами, эпизодами и образами; раз­вернутостью, сложностью повествовательной структуры.

В отличие от них небольшими по объему являются улигеры о борьбе бога­тырских дев с мангадхаями, прибывшими к ним с матримониальными целями: "Девица Алаг Булаг" (518 стихов), "Девица Эрэг Дурэг" (252 стиха), повествова­ние которых отличается юмористической окраской, а также улигер "Семь име­нитых саврасых кобылиц" (Суутын долоон хулагшан) (1233 стиха), рассказыва­ющий о гибели табуна от чужеземного богатыря-захватчика и ее вожаке - сав­расой кобылице, ценой собственной жизни спасающей своего жеребенка.

Унгинские улигеры представляют более высокую стадию развития бурят­ского эпоса с наметившейся тенденцией к освобождению от мифологических взглядов. Но в них еще много элементов звероловческого эпоса, анимистиче­ских представлений. Герои по традиции наделяются чудесными способностями (оборотничеством, магией).

Формирование унгинской эпической традиции было обусловлено социаль­но-экономическими процессами, происходившими при разложении родового об­щества. Эпическая традиция унгинцев показывает, что интересы материального порядка, захвата чужого добра, становятся во многом первопричиной противо­речий, возникавших в обществе.

Дальнейшее развитие героико-эпических сказаний бурят демонстрируют хоринские улигеры, творцами, хранителями и исполнителями которых являлись, в основном представители наиболее многочисленного племени хори, проживав­шие в степных и полустепных районах: по долинам рек Уды, Курбы, Хилка, Чикоя, Онона, правобережья Селенги; в степях Кудары, Тугнуя и Аги - благопри­ятных для разведения крупного рогатого скота, лошадей, верблюдов, овец и коз. Совместно с хоринцами жили также и переселившиеся в бассейн Селенги в XVII в. монгольские роды атаганов, цонголов, сартулов, узонов, хатагинов, табангутов, а также небольшие группы булагатов и эхиритов (в Иволге, Оронгое, Тугнуе, Мухоршибири, Еравне), несомненно, принесшие свои архаические эпи­ческие традиции (наборы сюжетов, образов, мотивов).

По историческим источникам, основным занятием забайкальских бурят в XVII-XVIII вв. было кочевое скотоводство при полном отсутствии хлебопаше­ства. Охота также не играла уже большой роли в хозяйстве (Санжиев, Санжиева. 1999. С. 42). Выделение скотоводства в особую отрасль как специфического самостоятельного производства, неизбежно подталкивало рост новых общест­венных отношений, усиление имущественного неравенства, появление зачаточ­ной родоплеменной аристократии. Этому процессу способствовали также древние связи, близость хори-бурят с Халхой, наличие в их быту черт позднейшей феодально-монгольской культуры. Как пишет А.И. Уланов, "у хори XVII век означен многими признаками классового общества: имущественное различие, власть вождей, начало проникновения буддизма и т.д." (Уланов. 1974. С. 69).

Своеобразие природно-хозяйственных, исторических, общественных усло­вий жизни и быта хоринцев нашло яркое отражение в их эпосе, определив типо­логию его художественного организма, давшего основание для выделения в от­дельную стадиальную формацию.

Первые записи и публикации эпических произведений хори-бурят, начатые в конце XIX в. Г.Н. Потаниным (пересказ на русском языке улигера "Болод Хурай"), были продолжены А.Д. Рудневым (прозаические тексты улигеров "Лодой Мэргэн", "Шоролтор Мэргэн", "О старике Жибжэне" с переводом на русский язык) (Руднев. 1913-1914), Ц.Ж. Жамцарано, Б. Барадиным (улигеры "Хашагта Мэргэн", "Наянтай Мэргэн"); в 1929 г. - Г.Д. Санжеевым в горной Оке ("Богдо Хубшэ Мэргэн", "Эрэ Согто Мэргэн"), в 1934 г. - Н.Н. Поппе ("Батор Шоно Галдан", "Улан Нудэн Буйдан").

Особую ценность представляет среди них коллекция Ц. Жамцарано, состоя­щая из девяти улигерных текстов, записанных в 1908 г., в Хара-Шибири, от 63-летнего сказителя Базара Галданова, знатока эпической традиции хори-бу­рят ("Мэньелтэ Мэргэн", "Хэедэр Мэргэн", "Саазуунай хубун", "Долоолиин луугаа басаган" (Девица Дололин Луга), "Намуунай хубун", "Жибжэлтэ Мэргэн", "Тумэр Болдор", "Шулун Болдор", "Хан Хашагта Мэргэн").

Значительное количество улигеров было записано в 30-50-е годы XX в. А.Н. Степановым: "Двенадцатилетний Алтан Ганжудай" (917 стихов); "Пятнад­цатилетний Абадай Мэргэн" (580 стихов); "Унчэн Жагар Богдо хан" (832 стиха); "Унхэлсэг Батор" прозо-поэтический текст; "Богдо Бугтэр хан" (600 стихов); "Батор Шоно Галдан" (1500 стихов); "Муу хубун" (716 стихов) и др.; Д.А. Алек­сеевым: "Лодой Мэргэн", "Хурэлтор Мэргэн, ездящий на буром коне"; С.П. Балдаевым, Н.О. Шаракшиновой, П.Б. Балданжаповым, Г.О. Туденовым, Ц.-А. Дугарнимаевым и др. в Селенгинском, Бичурском, Кижингинском, Хоринском, Еравнинском, Мухоршибирском аймаках Бурятии и Агинском Бурятском авто­номном округе Читинской области.

Эти записи показывают, что эпическая традиция у забайкальских бурят бы­ла жива почти до конца XX в., несмотря на начавшийся, очевидно, с середины XIX в., процесс ее угасания.

По сравнению с западно-бурятскими, хоринские улигеры имеют в основном, смешанную прозо-поэтическую форму, в связи с чем отличалось глубокой само­бытностью и их исполнение. По сведению Ц. Жамцарано, повествовательная часть их рассказывалась сказителем "речитативом", а монологи и диалоги пер­сонажей - пелись. «При этом присутствующие, большею частью уже спевшие­ся, поют хором после каждой строки соответствующий припев - "турiлг,е" (от слова mypixy - подталкивать). Каждое говорящее лицо в улигере: герой, мангатхай, конь, зверь, стрела - имеют свой мотив и свой припев, характеризующие го­ворящего» (Жамцарано. 1918. С. 25-26). Эти припевы сопровождались иногда игрой на струнных инструментах (хуре или ятага).

Живое участие слушателей в исполнении улигеров у хори-бурят выража­лось, таким образом, в вокальном вторе вслед за сказителем коротких, устойчи­вых в своем составе и структуре двустиший или четверостиший (припевов-фор­мул), не имеющих связного смыслового содержания, но служащих, очевидно, средством фоносемантической характеристики конкретного образа эпического персонажа, от лица, которого он исполнялся. Так, припевы-формулы богатырского коня: "Труя, троянза!" или "Турья-ээ турьянза, турьяхыса-ээ турьянза!", несомненно, являются звукоподражательными вариациями слова турьяха -фыркать, а турэлгэ собаки: "Гангяануур, гангяануур, гангяа гангяануур!" про­исходит от слова гангянаха - скулить.

Особенностью хоринского эпоса являются также вокальные монологи геро­ев, в которых они выражают свои чувства и переживания, испытываемые ими в критические минуты.

Наряду с прозо-поэтической, хоринские улигеры имеют стихотворную фор­му, исполняемую как в протяжной напевной, так и декламационной, речитатив­ной манере (Уланов. 1974. С. 73). Они невелики по объему (от 500 до 2000 сти­хов) и больше похожи на краткий пересказ, так как в процессе угасания улигерной традиции утратили многие традиционные черты стиля, композиции, художе­ственной выразительности (сокращение эпических формул-клише и т.д.).

Сюжеты хоринских улигеров разнообразны и тематически распадаются на группы: первая - о героическом сватовстве и женитьбе героев ("Болод Хурай", "Девица Долоолин луугаа", "Боронтуу Мэргэн на серо-пестром коне", "Нугэлтэ Нюсэгэн Гургули", "Хэедэр Мэргэн"); вторая - о женитьбе и борьбе героев с мангадхаями и чужеземными ханами-захватчиками ("Унчен Жагар Богдо хан", "Хан Хашагта Мэргэн", "Унхэлсэг батор", "Богдо Хубшэ Мэргэн"); третья – о внутрисемейных и родовых взаимоотношениях и конфликтах ("Мэньелтэ Мэр­гэн", "Лодой Мэргэн", "Эрэлдэй Эзэн Богдо хан", "Батор Шоно Галдан", "Сагадай Мэргэн и сестрица Ногодой Сэсэн", "15-летний Абадай Мэргэн", "12-летний Алтан Ганжудай").

Основные мотивы хоринского эпоса, относящиеся к его древним пластам (борьба с мангадхаями, героическое сватовство, магия, оборотничество, гибель и воскрешение героев, уничтожение души врага и др.), являются общими с за­падно-бурятскими улигерами, что свидетельствует о формировании их на почве единой эпической традиции.

Сходство с эхирит-булагатскими и унгинскими улигерами обнаруживают и сюжеты на тему внутрисемейных, родовых взаимоотношений и конфликтов (предательство жены, антагонизм дяди и племянника, старших и младших брать­ев; взаимная привязанность брата и младшей сестры; подвиги девы-богатырки и умерщвление ее злыми снохами; убийство родителями сына).

Но вместе с тем хоринские улигеры имеют свои характерные типологиче­ские признаки, проявляющиеся в иной трактовке архаических мотивов, сюже­тов и образов в соответствии с идеологией, бытом скотоводов-кочевников эпо­хи разложения родового общества и зарождения элементов нового строя.

Эпический герой хоринцев изображается, как правило, богатым скотово­дом, владельцем необозримых стад, бесчисленных табунов. Нередко в улигерах описываются пять видов домашних животных, традиционно разводимых бурята­ми (табан хушуу мал): коров, лошадей, верблюдов, овец и коз. Древний мотив охоты отходит на второй план и трактуется не как средство пропитания, а как забава, развлечение героя. Как пишет Ц. Жамцарано, облава на зверей у хори-бурят "устраивается для обозрения чужих стран, установления отношений с дру­гими героями", служит способом "заключения союзов или начала войны" (Жам­царано. 1918. С. XXX).

В хоринском эпосе находит художественное отображение межродовая и межплеменная борьба, ведущаяся ханами (вождями родов и племен): "Хан Ха­шагта Мэргэн", "Намуунай хан". Противниками, врагами героя, наряду с мангад­хаями, изображаются, главным образом, чужеземные ханы, которые характери­зуются как "злые люди" (хорошо сэдьхэлтэн). Они нападают на владения героя, угоняют скот и табуны, захватывают земли (пастбища), а подданных и домочад­цев обращают в подневольных пастухов и рабов (барлаг).

Эпический богатырь совершает походы ради защиты, освобождения своих владений от вражеских набегов, добычи суженой, возвращения похищенного (имущества, жены, родителей) или покорения других родов и племен (стран), по­иска лучших земель и пастбищ. Он движим желанием обретения славы, возве­личения своего имени. В некоторых улигерах герой титулует себя великим, бо­гатым ханом (ехэ баян хаан).

Мотивом борьбы кровных родственников (дяди и племянника, старших братьев с младшими) служит стремление к власти (овладение отцовским "пре­столом").

В эпосе хоринцев более четко прослеживается социальное расслоение об­щества на родоплеменную знать и простых родовичей (пастухов, слуг), кото­рые, по выражению Ц. Жамцарано, являются "покорными данниками своего по­велителя".

По сравнению с эхирит-булагатскими, хоринский эпос менее архаичен. В нем мало персонажей зооморфной мифологии, отсутствует мотив побратим­ства с животными, а традиционные образы мангадхаев-чудовищ деактуализируются, теряют фантастические черты и изображаются либо "комичными, глупы­ми простаками, с которыми герой расправляется без особого труда", либо наде­ляются вполне реалистическими чертами ханов-захватчиков: имеют вооруже­ние, войско и совершают грабительские набеги, разоряя имущество героев.

В улигерах с матримониальной тематикой большую роль играют сказочные мотивы и сюжеты: женитьба, часто низкого по статусу героя, благодаря помо­щи волшебного дарителя, на девах-оборотнях, предстающих в облике птиц, зве­рей, животных (лебедя, лисицы, косули, перепелки, жаворонка). Особой попу­лярностью пользуется образ небесной девы-лебедя - суженой героя, восходя­щий к тотемному культу этой птицы, с которой хори-буряты связывают свое происхождение.

К поздним наслоениям относятся мотивы социального неравенства, а также образы и термины, относящиеся к буддийской религии: лама (буддийский мо­нах), даянша (лама-созерцатель), шудхэр (черт, дьявол), орхимжо (атрибут мо­нашеского одеяния - широкая полоса красной материи, перекидываемая через плечо), хадаг (длинное, шелковое полотно, преподносимое как приветственный дар почетным гостям), абарал зунтаг (молитва-гадание), зурхай (астрология).

Освоение скотоводства, сыгравшее огромную роль в истории народа, на­шло широкое отражение в хоринской, (а также унгинской), эпических тради­циях в виде новых жанровых образований - сказаний о животных. Так главной героиней хоринского улигера "Суутын сагаан хулагшан" (Именитая белая ко­былица) и унгинского "Суутын долоон хулагшан" (Семь именитых саврасых кобылиц) является лошадь, ценой жизни спасающая своего жеребенка от жес­токого ханского богатыря, истребившего весь их табун. В сказаниях звучит гимн жизнеутверждающей силе материнской любви. А в широко распростра­ненном у хори-бурят улигере "Уншэн саган ботогон" (Белый верблюжонок-си­ротка), повествуется о горьких скитаниях и тоске разлученного, по воле бога­ча, с матерью детеныша.

В отличие от архаической традиции, носителями зла в этих произведени­ях выступают уже не чудовища, а люди - представители социальной верхуш­ки общества.

Скотоводческие мотивы нашли в улигерной традиции хоринцев более широ­кое отражение, чем в предыдущих, но образ богатырского коня является традиционным и любимым во всех героико-эпических сказаниях бурят. Это - верный друг, универсальный чудесный помощник и мудрый советчик, обладающий про­зорливым умом и человеческой речью. В изображении его сочетаются как реа­листические, так и сказочно-фантастические элементы. В унгинском эпосе конь ценой своей жизни спасает героев от гибели, добывает погибшему хозяину суженую-воскресительницу, обладает магической способностью перевоплощения, а в некоторых случаях - оживляет своего друга. Герой унгинских улигеров полу­чает богатырский статус лишь после укрощения, объезживания небесного ко­ня, посланного божественными покровителями.

Образ чудесного коня, основанный на древних тотемических верованиях и культе, выступает в героическом эпосе бурят священным покровителем рода и выражает силу и могущество улигерного героя.

В целом хоринские улигеры показывают дальнейшую эволюцию эпичес­кого творчества бурят на новой стадии развития общества и сознания людей; процесс преодоления мифологического мировоззрения. По наблюдениям уче­ных, хоринские сказители, в отличие от эхирит-булагатских и унгинских, отно­сились к улигерам уже как "к искусству, фантастике, красивой выдумке" (Ула­нов. 1974. С. 74).

Принятие хори-бурятами буддизма, распространение старомонгольской пись­менности, религиозной литературы Тибета и Китая, канонов и догматов буддий­ской церкви, послужили, по мнению ученых, толчком к постепенному угасанию эпического творчества, "перерастанию улигеров в сказки" (Уланов. 1957. С. 167), хотя народ продолжал сохранять любовь к эпосу и традиции его передачи.

Особое место в героико-эпическом творчестве бурят принадлежит сказани­ям о могучем богатыре Абай Гэсэре - небесном сыне, ниспосланном на землю для защиты простых людей от страданий и гибели. Эпос об этом герое, бытовав­ший в народе с незапамятных времен, широко известен во всех уголках этниче­ской Бурятии, пользуется всеобщей любовью и считается жемчужиной улигер­ного творчества бурят. По сравнению с другими улигерами, сказания о Гэсэре отличаются большим объемом (от 7 до 20 и более тысяч стихов), монументаль­ностью сюжетного состава и совершенством художественной формы.

Кроме Бурятии Гэсэриада известна в Монголии, Калмыкии, среди тюрко-язычных народов Южной Сибири, в Тибете (Кхам, Амдо, Ладакх), во Внутрен­ней Монголии, Непале, а также в Пакистане, Индии и Сиккиме. Среди множе­ства национальных версий, отражающих самобытные черты каждого народа, бурятские образцы этого уникального памятника считаются наиболее архаич­ными и представляют собой сложившийся на основе биографической и генеало­гической циклизации обширный эпический свод, повествующий о жизни и под­вигах богатыря и его сыновей, на которых возложена особая миссия борьбы со злом на земле и установления мирной и счастливой жизни людей.

В отличие от тибетской и монгольской версий, имевших письменную тради­цию, бурятская Гэсэриада передавалась на протяжении многих веков в устной форме, что обусловило возникновение различных локальных традиций его ис­полнения и обилие различных вариантов. Книжная форма Гэсэриады, близкая к монгольской, бытовала в основном, в Забайкалье у хори-бурят, где были рас­пространены старомонгольская письменность, буддизм и было сильным влияние феодальной культуры Монголии.

Первые шаги по фиксированию бурятской Гэсэриады были предприняты Г.Н. Потаниным, опубликовавшим в 1883 г. довольно схематичный пересказ на­чальных эпизодов улигера, под названием "Гэсыр-хан", записанный им от аларского бурята Манзанова, владевшего русским языком. Затем, в 1893 г., в книге "Тангутско-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия", наряду с ти­бетскими версиями, им был помещен в очень подробном пересказе бурятского этнографа М.Н. Хангалова, сводный текст бытовавшего в Приангарье стихо­творного эпоса "Абай Гэсэр Богдо хан".

М.Н. Хангалов, записавший это эпическое сказание от своего отца Н. Хан­галова и талантливого улигершина П. Тушемилова, снабдил текст обширной вступительной статьей, содержащей ценные сведения о бытовании "Абай Гэсэра" среди унгинских бурят, о легендах, связанных с его именем.

В начале XX в. работа по сбору героико-эпических сказаний была продол­жена Ц. Жамцарано. В 1903-1906 гг., по заданию Российской Академии наук, он сделал первые научные записи улигеров, бытовавших в долине р. Куды, Верхоленье, на Ольхоне (ныне Эхирит-Булагатский район Усть-Ордынского Бурят­ского автономного округа). Его коллекция, состоящая из десяти полноценных, высокохудожественных образцов архаического эпоса эхиритов и булагатов, от­крыла ученым изумительное богатство эпического творчества бурят. Особую ценность в этом собрании представлял эпос "Абай Гэсэр-хубун" (10590 стихов), записанный от М. Имегенова и составляющий вместе с улигерами о сыновьях ге­роя ("Ошор Богдо-хубун" и "Хурин Алтай-хубун") циклизованную эпопею, объ­емом 22074 стиха, не имеющую аналогов в других национальных версиях памят­ника. Эти записи были опубликованы в первых двух выпусках второго тома "Образцов народной словесности монгольских племен". Записи и публикации Ц. Жамцарано ценны тем, что составили классическую текстологическую осно­ву бурятского эпосоведения и активно функционируют в науке.

В 1909 г. английским ученым Куртином были опубликованы три варианта "Гэсэра", записанные им в 1900 г. в том же регионе. Один из этих вариантов яв­лялся сокращенным изложением "Абай Гэсэр-хубуна", записанным англичани­ном, очевидно, от М. Имегенова, но имеет ряд сюжетных разночтений по срав­нению с полной записью, сделанной Ц. Жамцарано в 1906 г. Тексты в публика­ции Куртина представляли собой результат двойного перевода: с бурятского на русский, выполненный В. Михайловым, затем - с русского языка на английский и по существу представляли собой прозаические пересказы сюжетной канвы улигера.

В советское время, с начала 20-х годов, систематическим сбором фольклор­ного материала (особенно улигеров) занимался фольклорист С.П. Балдаев (1889-1978), обследовавший почти все улусы этнической Бурятии. Значитель­ное количество героико-эпических произведений, включая эпос о Гэсэре, запи­сано также учеными и собирателями: А.К. Богдановым, К.А. Хадаханэ, К.В. Багиновым, А.И. Шадаевым, Г.Д. Санжеевым, И.Н. Мадасоном, Д.Д. Хилтухиным, Р.Ф. Тугутовым, Д.А. Алексеевым, М.П. Хомоновым, Н.О. Шаракшиновой, А. Бальбуровым, Т.М. Болдоновой, работавшими с даровитыми улигершинами 20-40-х и 50-х годов, еще хранившими живую традицию сказительского искусства. В значительной степени благодаря их усилиям был выявлен и зафик­сирован основной репертуар бытовавших в народе традиционных улигеров, да­ющих представление об общем фонде эпического наследия бурят.

В настоящее время в ХВРК ИМБиТ СО РАН находится более ста ориги­нальных улигеров, среди которых с наибольшей полнотой представлены героико-эпические сказания о Гэсэре. Они были записаны в разные годы в Аларском, Нукутском, Боханском, Осинском, Эхирит-Булагатском районах Иркутской об­ласти, а также в Тунке (Бурятия) и Are (Читинская область) от талантливых на­родных сказителей-гэсэршинов: П. Петрова (1866-1943), П. Тушемилова (1877-1954), П. Дмитриева (1883-1958), Б. Жатухаева (1891-1983), Альфора Васильева (1887-1945), А. Тороева (1893-1982), О. Хайнтаева, М. Гергусеева, О. Гелинкенова, Н. Иванова, Р.Н. Булатова, Д. Забанова, Д. Халудоровой" Ж. Самаева и др., каждый из которых обладал своей неповторимой творческой индивидуальностью, своим исполнительским стилем и даром поэтического сло­ва. Будучи в большинстве своем крупными знатоками фольклора, сказителями универсального склада, они сумели донести до наших дней многообразие и бо­гатство локальных эпических традиций бурятской Гэсэриады.

Двуязычные (на языке оригинала с русским переводом) научные издания текстов Гэсэриады, записанных Ц. Жамцарано и И. Мадасоном, были осущест­влены в начале 60-х годов А.И. Улановым и М.П. Хомоновым. В 1969 г. Н.О. Шаракшинова опубликовала свой перевод на русский язык текста "Абай Гэсэр-хубун" (Шаракшинова. 1969. С. 145-314). В 1995 г. в серии "Эпос народов Евразии" было осуществлено новое двуязычное издание эхирит-булагатской версии в научном переводе А.Б. Соктоева (Абай Гэсэр Могучий... 1995). Поми­мо этого разные варианты "Гэсэра" публиковались на бурятском языке (Тушемилов. "Гэсэр". 19 А\; Дмитриев. "Гэсэр". 1953; "Абай Гэсэр Богдо хан". 1995). Все многообразие вариантов бурятской Гэсэриады исследователи делят по их стадиально-типологическим признакам на две группы: унгинские, близкие по сюжету к монгольской книжной Гэсэриаде, и значительно более архаичные, эхирит-булагатские (Уланов. 1957. С. 104-105, 128, 138; Шаракшинова. 1969. С. 40; Абай Гэсэр. 1960. С. 4).

Основой сюжета этих героико-эпических произведений является повество­вание об отправке небесными божествами на землю Гэсэра, его втором рожде­нии на земле, женитьбе и подвигах во имя счастья и мирной жизни людей.

Самым известным в науке вариантом эхирит-булагатской версии Гэсэриады является эпос "Абай Гэсэр-хубун", записанный в 1906 г. Ц. Жамцарано от выда­ющегося сказителя из улуса Кукунут бывшего Кудинского ведомства Иркут­ской губернии, крестьянина-бедняка из рода ашабагат Маншуда Имегенова (1849-1908), сумевшего воспроизвести эту монументальную эпическую трило­гию о герое и его сыновьях в исполнительских традициях эхирит-булагатов, со­хранив и самобытность сюжета, и живописное богатство художественного язы­ка, образов, не в привычной обстановке в кругу слушателей-одноулусников, а для приезжего ученого, записывавшего каждое его слово.

Данная версия, по мнению А.И. Уланова, является «вполне самостоятель­ной, самобытной, не имеющей сходства ни с монгольской "Гэсэриадой", ни с ти­бетскими или калмыцкими сказаниями о Гэсэре, кроме имени главного героя». Об архаичности "Абай Гэсэр-хубуна", хорошо сохранившего мифологическую основу, свидетельствует как само его содержание, трактовка образов главных героев, так и основная идея произведения: "борьба с чудовищами, олицетворяю­щими злые силы природы и преодоление препятствий" (Уланов. 1957. С. 116).

События в эпосе, как и в остальных вариантах бурятской Гэсэриады начина­ются на небе, на котором, по древним представлениям бурят, обитают небожители-тэнгри: родившиеся на западной (правой) стороне - 55 добрых, светлых бо­жеств во главе с Ханхан Хёрмосом и родившиеся на восточной (левой) стороне - 44 темных, злых, во главе с Атаа Уланом, а посередине между ними - Сэгэн Сэбдэг тэнгри. Старшими, верховными божествами, которым подчиняются все не­божители, выступают: отец Эсэгэ Малан-бабай, бабушка Малзан Гурмэн-тɵɵдэй - самая старая богиня, мать всех тэнгри. Добрыми божествами, неусыпно опекающими Гэсэра, оказывающими ему помощь в трудные минуты, являются "тысяча светлых небесных бурханов" (огторгойн минган сагаан бурхан), а так­же Творец Светлый старец Зарлиг (Зарлиг сагаан убэгэн).

Завязкой дальнейших событий в эпосе служит спор Ханхан Хёрмоса и Атаа Улана. Каждый из них хочет овладеть срединным Сэгэн Сэбдэг тэнгри, который живет особняком и олицетворяет границу, рубеж между двумя оппозиционными лагерями (светом и тьмой). Об этом свидетельствует этимология его имени – "Твердый (непоколебимый; стойкий) небожитель границы, рубежа".

Небожители договариваются сразиться: кто победит, тот и завладеет Сэгэн Сэбдэгом. Но Ханхан Хёрмос забывает о сроке сражения. И тогда трехлетний сын Ханхан Хёрмоса - позднорожденный Абай Гэсэр-хубун, ударом отцовского копья сбрасывает Атаа Улана на землю - нижнее замби (понятие о замби - зем­ле, как месте обитания людей, связано с космогоническими представлениями древних бурят, по которым Вселенная состояла из верхнего (небесного), нижне­го (земного) и подземного миров).

Тело поверженного Атаа Улана распространяет вонь и смрад; превращает­ся в чудовищ-мангадхаев, которые глотают-пожирают земных людей и все жи­вое на земле. Для их спасения, очищения земли от чудовищ, восстановления ми­ра, благополучия и порядка, светлые небесные божества посылают на землю Гэсэра. С этого момента вся жизнь героя посвящается этой благородной миссии, являющейся основной идеей бурятской Гэсэриады.

Гэсэр спускается на землю в облике черного ворона. На небе остается его телесная ипостась. Небесные покровители прежде закаляют его, укрепляют ду­шу, сделав ее неуязвимой, наделяют героя чудесными способностями, дают ему в спутницы трех сестер-спасительниц, так как на земле его ждут суровые испы­тания и тяжелая борьба.

На земле герой заново рождается у живущих в бедности 60-летней старухи и 70-летнего старика, промышляющего ловлей мелких зверьков.

Основными сюжетными звеньями варианта М. Имегенова являются: 1) Не­бесный пролог (оппозиция западных и восточных небожителей); низвержение Гэсэром Атаа Улан-тэнгрия; 2) Спуск на землю и второе рождение; 3) Детские подвиги Гэсэра: уничтожение демонов-оборотней в облике парней-здоровяков; обезвреживание железноклювых воронов с железными когтями, гигантских ко­маров с костяными хоботами, собравшихся выклевать герою-младенцу глаза, и высосать кровь; 4) Сватовство и женитьба героя на ханской дочери, девице Сан-хан Гохон; 5) Предательство богатыря Агсагалдая, поддавшегося интригам 108-голового Кусающего Желтого мангадхая. Победа Гэсэра над мангадхаем и казнь предателя; 6) Борьба и победа Гэсэра (с помощью небесного брата Дашин Шохора) над могучим, недремлющим чародеем Галхан Нурман ханом (букв.: "Хан Огненной Лавы"). Уничтожение нерожденного сына противника - железнотелого младенца; 7) Рождение сына Ошор Богдо; 8) Борьба и победа Гэсэра над 13-головым Асурайским Желтым мангадхаем; 9) Поход Гэсэра на небо и же­нитьба на дочери тэнгри, девице Гагурай Ногон; 10) Возвращение с женой на зе­млю; 11) Измена Гагурай Ногон и ее уход к мангадхаю. Превращение Гэсэра в коня; 12) Спасение Гэсэра его первой женой Санхан Гохон; 13) Борьба Гэсэра с многоголовыми и многорогими чудовищами-мангадхаями и Долговязой Рыжей бабой-мангадхайкой; 14) Схватка с бешеными волками, с многоголовыми Даньяльским и Асурайским мангадхаями; 15) Уничтожение могучей мангадхайской старухи-колдуньи; 16) Заточение в глубокое подземелье-преисподнюю (хурхэн тама) Даньяльского и Асурайского мангадхаев; 17) Казнь изменницы Гагурай Ногон и мангадхая Обсоголдоя; 18) Возвращение на родину.

В конце повествования Гэсэр говорит, что истребил всех врагов на земле. И после женитьбы старшего сына, Ошора Богдо, возносится на небо, где божества-тэнгри вновь обращают его в трехлетнего малыша.

В варианте М. Имегенова запечатлен ранний период развития бурятского общества; в нем достаточно ярко отражены пережиточные элементы матриар­хальной и патриархальнй идеологий. Высшей властью, непререкаемым автори­тетом обладает Малзан Гурмэн-бабушка; души чудовищ-мангадхаев хранятся у старух (бабушек и теток) по материнской линии; опекой новорожденного ребен­ка занимается самая старая женщина в роду.

В улигере изображается охотничий уклад жизни: Гэсэр занимается охотой; ловлей зверьков и собиранием трав занимаются его земные родители.

Основными врагами Гэсэра выступают многочисленные чудовища-мангадхаи, злобные старухи-мангадхайки, Гал Нурма хан, имеющий рудиментные чер­ты чудовища-пожирателя; гигантские железноклювые вороны, комары, беше­ные волки и другие враждебные людям существа. Борьба героя с чудовищами происходит как случайное столкновение в пути или на охоте. Гэсэр, победив мангадхаев в единоборстве, казнит, защемив их в стволах деревьев. Отсутству­ют в эпосе социальные мотивы борьбы.

Оружием мангадхаев служат дубины или топоры. Ездят они на захудалых клячах с рассохшимся седлом. Мангадхайки используют в борьбе с Гэсэром свои скребки-кожемялки.

Герой не выделяет себя из родовой группы, он слитен с родом, что подчерк­нуто добавлением к его имени слова хубуун (сын рода, племени, парень), имею­щим дополнительный оценочный смысл: "могучий", "славный", что в целом ха­рактерно для архаичной эпики.

Гэсэр борется с врагами не ради личного интереса, а ради счастья членов родоплеменного коллектива. Род противопоставляется окружающему миру, кото­рый представляется в виде злых и добрых существ. Злые существа подлежат уничтожению и герой всю энергию направляет против злых чудовищ.

К древней форме исполнения эпических произведений (когда слушатели принимали активное в нем участие), относятся в "Абай Гэсэр-хубуне" такие композиционные элементы как угталга (букв.: встреча) - призывная песня, в которой выражалось желание послушать улигер; удэшэлгэ (букв.: проводы) -прощальная песня, адресованная героям эпоса и слушателям и сэг даралга (букв.: скрепы; связки), исполняемые слушателями перед началом повествова­ния об очередном походе богатыря или в конце очередного эпизода, когда ска­зитель делал передышку. Таких песен-связок в варианте М. Имегенова – три­надцать. В них содержится прославление героя, его коня, пожелание удачи в походе и т.д.

Повествование в "Абай Гэсэр-хубуне" не ограничивается только богатыр­скими подвигами героя. В нем отражены также картины мирной жизни, быто­вые сцены, воссоздающие уклад жизни, обычаи, относящиеся к более позднему времени.

Традиционными для архаической эпики в данном памятнике являются моти­вы трудных поручений будущего тестя, отца невесты: отправка за пером гигант­ской птицы Хан Хэрдэг и связанный с ним сюжет спасения героем дочерей пти­цы от ядовитого желтого змея; мотивы поиска и уничтожения души врага; мо­тивы обращения к вещей книге судьбы-заяна и т.д.

Глубокой самобытностью, уникальностью, отличается у М. Имегенова сю­жетная разработка мотива пути (подъема Гэсэра на небо), где живет его суже­ная Гагурай Ногон, встреча со своим творцом - Светлым старцем Зарлигом; ис­пытание силы Гэсэра и закалка его небесными кузнецами в горниле.

Иной стадиальный уровень развития представляют унгинские варианты Гэсэ­риады, характерные черты которой отражены в эпосе "Абай Гэсэр" (12537 стихов), записанном И.Н. Мадасоном в 1940-1941 гг. от талантливого сказителя из улуса Хадахан Аларского района Иркутской области, Пёохона Петрова.

Спуску Гэсэра на землю в нем также предшествует спор и сражение двух оп­позиционных лагерей небожителей (западных и восточных) за овладение сре­динным Сэгэн Сэбдэг тэнгри. Но в отличие от имегеновской версии, у П. Пет­рова в "Небесном прологе" появляется сюжет о болезни Наран Гохон абхай (Солнечной красавицы) - дочери Наран Дулан тэнгри (тэнгри Солнечного Теп­ла), насланной главой восточных (левосторонних) небожителей, Атай Улан тэн­гри. В случае ее смерти 55 западных добрых небожителей должны перейти в подчинение 44 восточных, злых.

Большую роль, как и в архаичной версии, играет прародительница западных божеств Манзан Гурмэ бабушка. Благодаря ее совету сын главы западных не­божителей - Бухэ Бэлигтэ хубун (будущий Гэсэр), добывает чудесного белого жаворонка, исцеляющего девицу.

В целом описание небесной жизни у Петрова отличается от лаконичного имегеновского, развернутостью, сюжетной полнотой; обилием образов божеств-тэнгри, их иерархии и функций. Эта черта характерна всему стилю улигера. Если в эхирит-булагатской версии побеждает злого Атаа Улана малыш Гэ­сэр, то в унгинской описывается поочередное сражение всех небожителей: сы­новей Хана Хирмоса и Атай Улана; затем тэнгриев, олицетворяющих атмосфер­ные, погодные явления (летних, зимних туманов, инея, ветра и т.д.). Борются за­тем сами старейшины и их кони. Хан Хирмос побеждает Атай Улана с помо­щью сына Бухэ Бэлигтэ, который протыкает копьем большой палец правой но­ги противника, где хранилась его душа.

В "Абай Гэсэре" подробно описывается появление на земле чудовищ: злых Шараблинских ханов; могучего, многоглазого чудовища Гал Дулмэ хана (хана Огня и Жара), Хозяина лесов - поглотителя Орголи-Белого оленя; дьявола Шэрэм Мината (дьявол с Чугунным Кнутом), обитающего по ту сторону земли Смерти; Абарга Сэсэн мангадхая, обитающего в пустынной земле Хонин Хото; Черного мангадхая Лобсоголдоя и трех его сестер Ёнхобой, возникших из от­рубленных частей тела Атай Улана и трех его сыновей.

Первая часть унгинской Гэсэриады (Небесный пролог) является по сущест­ву серией мифов, облеченных в форму эпического сказания, где получили свое­образную персонификацию силы Добра и Зла, Света и Тьмы. Извечная их борь­ба выражена в войне небожителей, разделение которых на два противополож­ных лагеря, основано на древнейшей универсальной бинарной оппозиции (Бурчина. 1997. С. 113-116).

В унгинской Гэсэриаде происходит обобщение, систематизация мифов, при­званных объяснить в рамках мифологического мировоззрения появление зла и чудовищ.

Чудовища начинают губить все живое на земле. Начинается засуха и мор. Гибнут люди, погибает скот. Небожители узнают об этом от шаманки, совер­шившей подношение главе западных (правосторонних) добрых небожителей Хану Хирмосу, состоящее из слез и мокрот больных людей.

Небесный совет отправляет для избавления от зла, возрождения жизни на земле среднего сына Хана Хирмоса - Бухэ Бэлигтэ, который рождается там вто­рично у бездетной пары изгнанников: хана Сэнгэлэна и Наран Гохон - дочери Наран Дулан тэнгрия.

Борьба Гэсэра с чудовищами - порождениями Атай Улан тэнгри - состав­ляет содержание петровского варианта. Миссия героя на земле выражается в за­певе улигера: "Он захватчиков наказывал, Он высокомерных укрощал, Он клыкастых усмирял, Он хищников истреблял - Великий Абай Гэсэр, Могучий Абай Гэсэр. Рост его - восемьдесят локтей, жизнь его - восемь поколений".

Данный вариант состоит из следующих основных глав: 1) Небесный пролог. Борьба западных и восточных небожителей. Низвержение Атай Улана и его сы­новей на землю. Появление там чудовищ; 2) Мор, засуха на земле, гибель всего живого; 3) Отправка Бухэ Бэлигтэ, среднего сына главы западных небожителей на землю для спасения людей; 4) Чудесное зачатие и второе рождение героя. Детские подвиги героя-соплячка; 5) Сватовство и женитьба на Тумэн Яргалан. Вторая женитьба на Урмай Гохон; 6) Герой обретает свой истинный богатыр­ский облик, становится Абай Гэсэр Богдо ханом. Женитьба на богатырке Алма Мэргэн, дочери владыки морей Лобсона; 7) Поход Гэсэра на Хозяина лесов Ор­голи-Белого оленя (проглота). Победа над чудовищем; 8) Победа над огромным змеем Абарга; 9) Предательство дяди Гэсэра, чернодушного Хара Сотон-нойо-на, наславшего ему болезнь; 10) Тумэн Яргалан, ради спасения Гэсэра, уходит к Абарга Сэсэн мангадхаю; 11) Поход и победа Гэсэра над Абарга Сэсэн мангадхаем; 12) Жена дает герою дурманную пищу и Гэсэр забывает о доме; 13) Шараблинские ханы захватывают Урмай Гохон; 14) Три небесные сестры-спаси­тельницы (кукушки) возвращают Гэсэру память; 15) Поход Гэсэра на Шараб­линских ханов. Превращение в младенца-подкидыша и усыновление его ханами. Победа и освобождение Урмай Гохон; 16) Поход и победа над Гал Дулмэ ханом; 17) Лобсогой Черный мангадхай, обернувшись ламой, превращает Гэсэра в ос­ла; 18) Алма Мэргэн хатан освобождает Гэсэра; 19) Победа Гэсэра над Лобсого-ем, заточение его в яму-подземелье; 20) Битва Гэсэра с дьяволом Шэрэм Мина­та и победа с помощью чудесного шерстобитного прутика; 21) Гэсэр освобожда­ет подданных китайского Гумэн Сэсэн хана от смерти.

Вариант П. Петрова имеет также дополнительные эпизоды: "Саган-батор" (Белый богатырь), "Четыре последыша мира", "Одинокое дерево", отсутствую­щие в других вариантах Гэсэриады.

Сходство с монгольской Гэсэриадой имеют у П. Петрова те главы и эпизо­ды, где повествуется о рождении Гэсэра, его детских подвигах, испытании Саргал нойоном сыновей, войне с шараблинцами, о китайском Гумэн Сэсэн хане.

Но стихотворная Гэсэриада у бурят, по сравнению с прозаической монголь­ской, глубоко самобытна, так как раскрывает этические и эстетические взгля­ды народа посредством образной системы бурятского эпического творчества. Многие мотивы и эпизоды из других улигеров вошли в сюжетный состав унгин­ской Гэсэриады. В них гораздо больше подробностей, деталей, эпизодов и сюже­тов, чем у монголов, так как для эпической традиции бурят характерно разрас­тание сюжетной ткани повествования. Описания борьбы, поединков с чудови­щами, состязания женихов, эпические формулы, запевы, сэг даралга, удэшэлгэ в "Абай Гэсэре" характерны для всего героического эпоса бурят.

Образ Гэсэра воплощает в себе традиционные черты героев бурятских эпи­ческих сказаний. В нем воплощен народный идеал героя, борца за счастье лю­дей, поэтому он является одним из самых любимых героев бурятского эпоса. В отличие от архаической традиции, в унгинской Гэсэриаде герой сражается в большинстве случаев с враждебными ханами, у него есть не только дружинники-баторы, но и войско, принимающее участие в сражениях. Появляется много скотоводческих мотивов (пастухи, стада животных, доение коров).

Характер эпопеи "Абай Гэсэр" определяет идея борьб

Герой готов на подвиг и на бой, герой готов на труд, на испытания;
Равно встречает радость и страданье, давно стремится жертвовать собой.
Комета! Наконец о явлен знак, сигнал Небес! Герою он поведал:
Восстать и биться за победу Света – настали сроки, и близка она.
Дерзнёт он встать, не обернувшись вспять,
И отряхнуть свой личный мир как бремя;
На помощь Силы Светлые призвать –
Ведь для геройства наступило время!
Он говорит: «Если не я, то кто же?!»
И разумея, ЧТО всего дороже,
Несёт в груди Огонь, как талисман,
Что был ему с Высот Надземных дан.
Н.Д. Спирина, г. Новосибирск

Николай Константинович Рерих в статье «Небесное зодчество» писал: «Когда мы замерзали на Тибетских нагорьях, то облачные миражи были одним из лучших утешений... Но в то же время уже сияли мириады звёзд, и эти «звёздные руны» напоминали, что ни печаль, ни отчаяние неуместны. Были картины «Звёздные руны», и «Звезда героя», и «Звезда Матери Мира», построенные на богатствах ночного небосклона. И в самые трудные дни один взгляд на звёздную красоту уже меняет настроение. Беспредельное делает и мысли возвышенными. Люди определенно делятся на два вида. Одни умеют радоваться небесному зодчеству, а для других оно молчит, или, вернее, сердца их безмолвствуют. Но дети умеют радоваться облакам и возвышают своё воображение. А ведь воображение наше – лишь следствие наблюдательности. И каждому от первых дней его уже предполагается не сказуемая по красоте своей небесная книга ...

Небесная книга, Звёздные руны, вслушайтесь в звучание слов... Космическая индусская сказка сообщает: «Жило ужасное чудовище, пожиравшее людей. Однажды чудовище преследовало намеченную жертву. Человек, спасаясь, нырнул в озеро, чудовище прыгнуло за ним. Ища спасения, пловец скакнул на спину чудовища и крепко схватился за торчащий гребень. Чудовище не могло опрокинуться на спину, ибо брюхо его не было защищено. Оно устремилось бешеным бегом, ожидая, когда человек изнурится. Но человек думал, что он своим отчаянным положением спасает человечество, и в этой мировой мечте силы его напряглись без устали. Чудовище, между тем, так ускорило бег, что искры летели огненным хвостом. И в пламени чудовище стало подниматься над Землёю. Мировая мысль человека подняла даже врага. Когда люди видят комету, они благодарят отважного устремлённого вечно. Мысли людские мчатся и дают новые силы всаднику чудовища. Белые, красные и чёрные люди устремляют мысли к тому, кто давно стал огненным... Устремите себя на руководящую мысль о помощи человечеству. Думайте ясно, что вы делаете не личное, но групповое, но абсолютно полезное дело. Делаемое вами без времени, без ограничения пространства, является трудом на соединение миров. Храните руководящую огненную мысль... Среди обычных дел усмотрите нить величия ».

И стихотворение и слова Николая Рериха имеют непосредственное отношение к Гэсэр-хану – защитнику и мудрецу, легендарному герою многих народов и стран – Монголии, Тибета, Алтая… В Улан Уде на одной из площадей ему поставлен памятник, и не только там. Сейчас я переключусь на некоторые события, произошедшие недавно, но связанные с нашей темой, а потом мы опять вернёмся к Гэсэр-хану.

В феврале произошло много знаковых событий, которые сплетены в единое полотно, как и события прошлых месяцев и лет, но для лучшего осознания приходится «рвать» это полотно на части и рассказывать только о некоторых. И начнём мы с подарка нашему президенту Меча Победы.

СМИ сообщают: «Король Бахрейна Хамад бен Иса Аль-Халифа прилетел в Сочи обсудить с Владимиром Путиным ситуацию на Ближнем Востоке, цены на нефть и газ, и урегулирование в Сирии. Сергей Лавров, выйдя после окончания двухчасовых переговоров к прессе, рассказал, что обе стороны крайне удовлетворены результатами переговоров.

Путин подарил королю 4-летнего ахалтекинца по имени Хаджибек, выращенного на одном из российских конезаводов. Хаджибек неоднократно завоевывал титулы чемпиона мира по породе, стал чемпионом мира-2015 , абсолютным чемпионом мира-2014 . То есть, сесть на такого не зазорно было даже избалованному монарху. В ответ Аль-Халифа преподнес российскому президенту меч с лезвием из дамасской стали и рукояткой из драгоценных металлов и камней. Он был изготовлен по специальному заказу короля и получил громкое название Меч Победы ».

Меч Победы = 120 = Бессмертие

Для нас, как символистов, очень интересен факт подарка меча именно из дамасской стали. Дело в том, что последний год мы много работаем по программе Иоанна Дамаскина, одного из известнейших христианских святых. Его греческое имя означает «золотой поток». Средневековый способ расчёта даты Пасхи известен как «рука Иоанна Дамаскина» («рука дамаскинова»). Вот какое значение придаётся руке! Мы изучили его жизнь, чудотворения, в очередной раз вернулись к двум иконам, история которых неразрывно связана с этим святым. Говорю об иконах Божьей Матери «Троеручица» и «Млекопитательница». Почему вернулись? А потому что более десяти лет назад мы уже работали с «Троеручицей», но на Иоанна Дамаскина тогда так серьёзно не выходили. «Млекопитательница» возникла несколько позже, после сна о том, что мы «должны распечатать запечатанную икону». Любовь Владиславовна резонно предположила, что существует только одна икона Божьей Матери, где грудь Богоматери «распечатана» и эта греческая икона связана с молоком, т.е. молоком Млечного пути, «разлившимся молоком богини Геры, кормящей Геракла», а значит, с нашей галактикой. Недаром её греческое название «Галактотрофаиса».

А «Троеручица», можно сказать, вообще икона самого Дамаскина, потому что имеет отношение к его, отрубленной и вновь приросшей руке. Об этом Любовь Владиславовна уже говорила, и ещё напишет, а я, чтобы не уходить далеко от темы, просто делаю акцент на этого святого, т.к. его имя направляет наше внимание на Сирию, Дамаск и события, происходящие там.

Итак, Дамаскин – Дамаск – дамасская сталь и Москва!

Важный момент: жизнь Иоанна Дамаскина связана с двумя религиями, которые вступили сейчас в конфронтацию, вернее приверженцами двух религий, потому что, естественно, в конфликте участвуют не сами религии. Отец Иоанна, так же, как и он сам был христианином, но вынужден был служить хану. До определённого момента равновесие соблюдалось, а дальнейшая история рассказывает нам уже о чуде, случившемся с Иоанном и этого в данной статье касаться не будем.

Сирия – это исконно христианские земли, даже сам термин «христианин» пришёл оттуда. В своей книге «Системные языки мозга» Н.Н. Вашкевич, который является известным переводчиком с арабского языка, пишет о том, что Русь всегда, за долгие века до большевиков, ассоциировалась с красным цветом - достаточно познакомиться с народным костюмом и любым видом декоративного искусства Руси. Да и красный угол в избе, красна девица, Красная площадь, хотя название площади не связано с цветом. Русский и красный имеют один и тот же корень КРС (только чередуются согласные в двух этих словах по-разному). А арабский корень ХРС означает «охранять», «спасать». Латинское russus – «красный». Сурия (арабское название Сирии) и Русия (по-арабски - Россия) - названия тождественные (кстати, Господь Сурья в индуизме – это бог Солнца). Но ведь и столицы обеих стран, Москва и Дамаск - фактически одно слово. Корень «маск» или «моск», т.е. «маски» переводится, как «закаленное», а так говорят о железе. Слог «ва» в конце «Москва», и «да» в начале «Дамаск» - арабский и русский сочинительные союзы. А буква «вав» выглядит как маленькая девятка; будучи перевернутой, она превращается в русскую курсивную «д». Эти совмещения позволяют описать нам первый (по индексу) регион древней праимперии, где проживали русы (охранные функции), здесь добывали и обрабатывали железо, изготовляли оружие, поклонялись Солнцу. Тогдашняя Русь включала в себя не только Сирию, но и Палестину.

Что касается дамасской стали, из которой изготовлено лезвие меча, подаренного В.В. Путину. Секрет получения такой стали утерян, хотя попытки его восстановить не прекращаются во многих странах мира. Что мы знаем об этой стали? Давайте вспомним.

Дамаск (дамасская сталь) - вид стали с видимыми неоднородностями на стальной поверхности, чаще всего в виде узоров, получаемых различными способами. Различается два рода стали, которые именуются общим термином «дамаск»: сварочный дамаск и рафинированные стали. Рафинированная сталь только номинально относится к дамаскам, так как кузнечной сварке подвергается один-единственный однородный блок стали. Принципиально каждая качественная сталь до XVIII века являлась рафинированной. Композитные клинки японских мечей также не имеют с дамаском ничего общего. Комбинируя железо и высокоуглеродистую сталь, получали материал, который нивелировал недостатки обеих. Так возникало чередование слоёв металла с очень высоким и очень низким содержанием углерода. Первые при закалке приобретали большую твёрдость, а вторые, напротив, не закаливались вовсе и служили амортизирующей подложкой. Мягкие железные слои не давали металлу быть слишком хрупким, а высокоуглеродистые слои придавали нужную упругость и остроту.

Когда говорят о легендарной «дамасской стали» (легендарная дамасская сталь = 303 ), то под этим материалом подразумевается собственно персидско-индийская тигельная сталь с высоким содержанием углерода (до 2 %). На территории Киевской Руси узорчатый булат был известен, хотя и редок, ещё в домонгольский период и назывался булатом или «красным железом ». Более существенных масштабов применение оружия из дамасской стали на Руси достигло только в XV веке.

В домонгольской Руси был хорошо известен сварной харалуг, технология изготовления которого была утрачена и восстановлена только в конце XX века. Первым упоминанием об этой технологии можно считать сведения Аль-Бируни: «Русы выделывали свои мечи из шапуркана, а долы посредине их из нармохана, чтобы придать им прочность при ударе, предотвратить их хрупкость… И стали получаться у них на сварных плетениях при погружении (в травитель) вещи удивительные и редкостные, такие, какие они желали и намеревались получить…» «Харалуг» упоминается в «Слове о полку Игореве»: «Яръ туре Всеволодѣ! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрѣлами, гремлеши о шеломы мечи харалужные ». В то же время однозначного толкования термина «харалуг» нет.

Русский былинный эпос часто воспевал харалужные мечи. Харалужная - цветастая - так на Руси до середины XV века называли булатную сталь. Современный исследователь истории производства холодного оружия в России Б.А. Колчин указывает, что все известные нам древнерусские мечи (их найдено более 75) имеют конструкцию клинка, подобную описанной Аль-Бируни. На основании обнаруженных структурных схем металла древнерусских мечей была реконструирована технология их изготовления. Русские мечи с «редкостными» узорами пользовались большим спросом на внешних рынках: в Византии, Средней Азии и других странах.

Русское оружие славилось не только качеством стали, но и ее термообработкой. Закаленную сталь на Руси называли «трьпенный оцел» («стойкая сталь»). Надо отметить, что древние арабские хроники содержат много восторженных упоминаний о мечах из Артании, как в далекой древности именовали Русь, причем в описание речь идет об оружии высшего качества – о булатном. В Интернете очень много сведений об истории русского булата, который также называли «красным железом ». Это действительно наша история, которой можно гордиться.

Итак, из этой краткой справки понятно, что и на востоке изготавливались удивительные по своим свойствам и красоте клинки, и древняя Русь славилась узорчатым булатом, оружием наших богатырей. Так что, вероятно, прав Вашкевич, говоря об одном корне названия двух столиц. И самое главное в производстве этих сталей то, что их качество зависело от закалки. И ещё раз прав Вашкевич, переведя названия Москвы и Дамаска, как «место, где закалялась сталь ». А эта фраза адресует нас к Островскому, к его произведению «Как закалялась сталь», на котором мы выросли.

На следующий день после информации о встрече В.В. Путина с королём Бахрейна, и обмене подарками, Любовь Владиславовна вместе с группой из Тулы (что опять адресует нас к оружию) пошли в музей Н. Рериха. Там экскурсовод подарила Любе брелок для ключей, на котором было картина Н. Рериха с изображением меча, опять меч! Знаки… знаки… знаки! Нам стало ясно, что ключом является меч! Меч из дамасской стали, Меч Победы (подаренный президенту России), меч Гэсэр-хана, «обоюдоострый меч уст наших» (существует такая икона Иисуса Христа, с которой мы долго работали), когда словом можно убить, а можно исцелить. Кстати «обоюдоострый меч» сейчас как никогда проигрывается в политической жизни мира.

Ту картину, которую вы видите первой (меч, изображённый на камне, на фоне жёлто-оранжевого неба), на самом деле является эскизом к картине «Граница меча» (Граница меча = 119 = Богочеловек ).

Именно это изображение было на брелоке, подаренном Любовь Владиславовне в музее. А это ещё более интересный факт. О какой границе идёт речь? Вот что пишет сам художник о своей картине «Меч Гэсэр-хана» (см. ниже). Н. Рерих: «Древнее урочище Карга. Остатки старинного укрепления... Главное внимание привлекают многочисленные рисунки на скалах... Лама Мингиюр с гордостью зовёт к камню, на котором изображение меча. Н. Рерих – «Эскиз к картине Граница меча» Вот почему задумывалась картина «Меч Гесэр-Хана». Где же мы видели эти характерные формы меча-кинжала? Видели их в Минусинске, видели на Кавказе, видели во многих сарматских и кельтских древностях. Всё к тем же соображениям, к переселению народов ведёт этот меч, так отчётливо запечатлённый на древней, веками заполированной, коричнево-пурпурной поверхности камня. Знак ли битвы, знак ли мужественного прохождения? Или забытая граница? Победа? Тут же и легенда о воинах Гэсэр-Хана, пришедших издалека и осевших здесь ». Подобные мечи на скалах приписывались тибетцами и монголами легендарному герою Гесэр-хану, с именем которого связывались в народе чаяния новой жизни.

Н. Рерих «Меч Гэсэр-хана» - 1932 г.

Давайте выясним, почему легендарный Гэсэр-хан, его меч, его замки несколько раз появляется в картинах Н.К. Рериха. Кстати в Улан Удэ есть памятник Гэсэр-хану и не только в этом городе, а и в некоторых других. Оказывается, свою картину «Гэсэр-хан» (см. ниже) Н. Рерих посвятил старшему сыну Юрию – востоковеду, которого больше всего привлекала кочевая Азия и её бессмертный герой – Гэсэр. Во время трансгималайской экспедиции Рерихи собрали богатый материал о Гэсэр-хане. «Родиной Гесер-хана считается Ладак, и махариджи Ладака ведут свой род от этого героя. На высоких скалах можно видеть белую дверь, ведущую в замок Гесера... А вот и редкое изображение самого великого Гесер-хана. Около воителя собраны знаки его перевоплощений и всё то, памятное, что не должно быть забыто в этой эпопее...» (Н.К. Рерих. Меч Гесер-хана). Во время нашей поездки в Индию, группа была в Ладаке, но это другая, хотя и связанная с сегодняшним днём, история.

В Бонском монастыре в Шаругане было открыто многотомное рукописное собрание текстов добуддийской религии Тибета – древней и во многом загадочной веры под названием Бон. Часть этих рукописей была посвящена бонской версии знаменитой Гесериады, которую Ю.Н. Рериху довелось слушать непосредственно из уст тибетских кочевых рапсодов. Историки считают, что именно Ю.Н. Рериху принадлежит наиболееправильная версия и датировка этого легендарного эпоса о Гесер-хане, столь ярко воплощённого на полотнах его отца.

В богатейшем наследии Азии Н.К. Рерих обратил наше внимание на те, легенды и сказания, где нашли своё отражение нравственные устремления народов. Для кочевников Восточного и Северного Тибета легенда о Гэсэре не просто героическое сказание, это воплощение их мечты о лучшем будущем в образе славного прошлого. Именно так, говоря словами Юрия Николаевича (сына художника), Н.К. Рерих воспроизводил фольклорные образы славного прошлого ради лучшего будущего... Н.К. Рерих «Гэсэр-Хан» - 1941 г.

Николай Уранов (17.11.1964 г.): «Великий провидец будущего Николай Константинович Рерих, в своей всемирно известной картине "Гэсэр-Хан", в конкретном символе этой надвигающейся эпохи, выхваченном в полёте творческого вдохновения из Огненного Мира клише будущего, запечатлел в величественном образе огненного моря, разлившегося по всему небу от востока до запада – этот ураган пространственной мысли, направляемой стрелой Великого Гэсэра к достижению новой ступени Земли; и силуэты гор, над которыми стремятся волны огня, не напоминают ли очертания горных кряжей Алтая? Может быть, когда-то, проходя по этому краю, Пророк великого времени уже видел над ним эти строительные энергии и скачущего по горам не Мунтазара, не Мессию, не великого Ригдена, но именно Гэсэр-Хана, имя которого так созвучит Алтаю.Может быть, и кто-то другой, надевая лямкитяжёлого рюкзака, так же хочет в пожаре огненного моря над Белухой увидеть будущее своей Великой Страны...»

В своей книге «По тропам Срединной Азии» Юрий Николаевич вспоминает: «Вечером на стоянке можно услышать древнюю балладу о Гэсэре. По преданию, он должен снова появиться в этой стране, чтобы основать Царство Справедливости. Трудно забыть этих сидящих на корточках людей, жадно внимающих рассказам о героических подвигах Гэсэр-хана и его семи соратников. Обычно скучное выражение лица кочевника меняется, его глаза загораются каким-то внутренним огнём».

Н. Рерих «Дружина Гэсэр-хана» - 1931 г.

В молчании пустыни рассказывается священная история о победе Света:

Когда наш мир едва начинался,
Когда исполненная блаженства
Гора Сумеру была холмом,
Когда Огненно-красное Солнце было звездой,
От Небесного Отца
Великий, могучий,
Десяти стран света владыка Гэсэр-богдо
На золотую землю спустился,
Владыкой мира стал.
Тёмные, тяжкие страдания
Уничтожить спустился,
Народ возродить.
Владыка Гэсэр-богдо
Мудрого скакуна вещего,
Гнедого оседлал,
Драгоценное оружие –
Свою булатную саблю взял.
Скакун вещий-гнедой
По синим облакам ступает,
Не по травянистой земле шагает,
Не по пустынной земле идёт…
Дьявола с демонами подавив,
Туман-мглу расчистив,
Спасительный могучий Гэсэр
Снова вверх взглянул,
Отца-неба солнце вышло,
Вселенная-земля ясной стала.

Гэсэр-хан в срок обещает открыть золотые поля людям, которые сумеют достойно встретить грядущее время Майтрейи - век Общего Блага, век мировой Общины. По всей Азии ожидается наступление новой эры. Легенда о Гэсэре – не просто героическое сказание, это воплощение мечты о лучшем будущем в образе славного прошлого.

Юрий Николаевич вспоминает: «Во время пребывания в Центральной Азии наша экспедиция убедилась, что в многотомном эпосе скоро появится новая глава о Гэсэре, сокрушающем царство зла. Через все молчаливые пространства Азии несётся голос о Будущем…».

Н.К Рерих. "Замок Гесэр-хана" - 1929 г. (Серия "Замки Гесэр-хана")

Николай Константинович: «В Лхасе есть Храм Гэсэр-хана. По сторонам входа изображены два коня – красный и белый. По преданию, когда Гэсэр-хан приближается к Лхасе, то кони эти ржут. Не будет ли скоро слышен этот клич коней? Вечером наши ламы читали молитвы Майтрейе и Шамбале. Если бы на западе понимали, что значит в Азии слово Шамбала или Гесер-хан!"

Стрела – это знак хана. Стрела – это молния… Гэсэр-хан вооружён громовыми стрелами, и сужденное войско готово выйти из заповедной страны на спасение мира. Тот, кто умеет читать тайные руны, поймёт, на какую новую эпоху торжества духа указывают эти символы...

Н.К. Рерих. Твердыни Тибета. [Меч Гесера (Граница меча)]. 1933

«Гесер-хан»

Сегодня не может быть «ни за, ни против».
Лишь только – «за»,
Лишь только – «против».
Сейчас не может быть «ни да, ни нет»
Иль только – «да»,
Иль только – «нет».
Не видишь разве кровью злой
набухли над планетой облака?
И выползает тьма из всех расщелин.
И, обезумев, мечутся стихии.
И лист бледнеет перед вселенскою грозой.
И конь дрожит и жаждет битвы.
И в напряженьи небывалом тетива
в руке, которая не знает пораженья.
И в устремленьи замерла стрела…
Великий Воин Гесер-хан –
Уничтожитель тьмы, Воитель Света,
Прошедший (и в который раз!) надземную дорогу духа
Ногами человека по земле.
Могучий Витязь Гесер-хан,
Защитник всех, кто ищет в Нём Защиты...
Но я уже защиты не ищу,
Великий Воин Шамбалы, Владыка Гесер-хан.
Я стать стрелой хочу в твоём колчане,
Которая разит врага.
Иль если не стрелой,
То наконечником её хотя бы иль оперением.
Лишь бы лететь, лететь, лететь туда,
Куда рука Твоя направит,
Великий Воин Шамбалы… Лариса Дмитриева Н.К. Рерих "Обитель Гэсэра" 1947г

В одной из своих работ Ю.Н. Рерих пишет: «…Царь Гесар упоминается среди четырех владык мира: на востоке под созвездием Плеяд (smin-drug) - владыка мудрости, император Китая; на юге под созвездием Gandusa - владыка религий, царь индийский; на западе под Луною (zla ba) - царь богатств, персидский царь; на севере под созвездием Большой Медведицы (sme-bdun) - царь полчищ, Гесар»… Указание на Большую Медведицу, на север для нас, символистов, очень важно, но не в этой работе погружаться столь глубоко, впереди ждёт много работы. И пусть слова великого напутствия звучат в наших сердцах:

«Творите Героев! В подвиге проходите Жизнь! Великая Эпоха настала, Эпоха Матери Мира, Эпоха Водолея, Эра Огня!

Гэсэр

Гэсэр (Гесер, Гэсэр-хан) - персонаж мифологии монгольских народов, в первую очередь - западных бурят (Абай Гэсэр хүбүүн), а также ряда родственных им тюркских (салары , жёлтые уйгуры , тувинцы , казахи , алтайцы), тибетских и тибето-бирманских народностей. В Тибете и в Китае персонаж подвергся сильной модификации под влиянием буддизма и других культур. В наиболее архаичном варианте сохранился только в Российской империи. В нынешней России персонаж также быстро исчезает из-за ухода последних стариков-носителей устного варианта в 50-е, 60-е годы XX века. Является сыном верховного бога Хормусты (Хурмасты), родившимся на земле для того, чтобы одолеть чудовищ, появившихся из кусков тела Атай Улана. Гэсэр - герой эпических сказаний и поэм, объект развитого религиозно-мифологического культа (фигурирует в призываниях шаманов (бөө), молитвах, заговорах и др.). Чаще всего его имя производят от ирано-согдийской формы титула «кесарь». Первоначальное ядро сказания, по-видимому, сложилось в южной Сибири. Согласно другой тибетской версии о Гэсэре, в государство Лин, которое не имело правителя (короля), был послан один из трёх сыновей небесного владыки. Он возрождается в Лине в семье одного из князей безобразным, сопливым ребёнком по имени Джору (в ряде вариантов он зачат матерью от горного духа). Его преследует дядя по отцу Тхотун (монг. и калм. Цотон, Чотон , бур. Сотон, Хара Зутан ). В детстве мальчик проявляет чудесные способности, уничтожает различных демонов, одерживает победу в конном состязании за обладание красавицей Другмо (Рогмо-гоа, Урмай-гоохон), троном и сокровищами Лина. Затем он получает с неба чудесного скакуна, обретает свой истинный величественный облик и имя Гесер (в монгольских версиях - Гэсэр-хаан, обычно именуемый «владыкой 10 стран света, искоренителем 10 зол в 10 странах света»). Гэсэр побеждает демона севера, людоеда Лубсана (ср. монг. Лобсага , калм. Лувсарга , бур. Лобсоголдой Хара мангадхай ) с помощью супруги демона Мезы Бумджид (монг. Түмэн Джаргалан , западнобурят . Түмэн Яргалан ; по некоторым версиям, в том числе монгольским, она - бывшая жена Гэсэра, похищенная демоном). Меза Бумджид подносит герою «напиток забвения», испив который, он остаётся на севере.

В Лине Тхотун, напрасно домогавшийся Другмо, совершает предательство, в результате на Лин нападают из соседнего государства хоры (в монгольской версии шарайголы, в калмыцкой ханы Шаргули, в бурятской шараблинские ханы), захватывают Другмо, и она становится женой одного из хорских королей - Гуркара (монг. Цагаан Гэртү хаан "белоюртый хан"). Сбросив наваждение благодаря небесному вмешательству, Гэсэр спешит на родину. В облике скверного мальчишки (монг. Ольджибай ) он проникает к хорам, колдовским способом убивает Гуркара и, подчинив себе его государство, вместе с Другмо возвращается в Лин. Согласно ряду сюжетов, Гэсэр отправляется в Китай, где с помощью чудесных средств добывает себе принцессу, вызволяет свою земную мать из ада; уничтожает демонических королей соседних стран (на севере, юге, востоке и западе), подчиняя их подданных своей власти. В монгольских сказаниях Гэсэр оживляет богатырей, павших в войне с шарайголами.

Во всех версиях Гэсэр характеризуется как ловкач: он прибегает к хитрости и колдовству, его поединки, как правило, носят не богатырский, а «шаманский» характер (ловля и уничтожение душ противника). Эта особенность образа Гэсэра способствовала развитию мифологически-пародийных начал в повествованиях о Гэсэре, что проявляется прежде всего в его отношениях с Тхотуном, который выступает в большинстве сюжетов «негативным дублёром» Гэсэра (неудачное подражание, соперничество в сватовстве, посягательство на жену Гэсэра, предательство в войне). В некоторых монгольских версиях Цотон оказывается двойником Гэсэра, одним из его воплощений.

Древнейшее ядро образа Гэсэра - ниспосланный небом культурный герой , очищающий землю от чудовищ (ср. индийского Раму). В устной монгольской традиции (и в бурятской версии эпоса) за Гэсэром утвердилась репутация истребителя демонов и чудовищ (мангусов). Демоноборчество сближает Гэсэра с тибетским масангом и сходным с ним бурятским Буха-нойон баабаем. Как король-избранник и даже первый человек, спустившийся с неба (точнее, вылупившийся из небесного «космического яйца»), Гэсэр восходит к добуддийской, бонской традиции. В монгольских версиях отзвуком подобной интерпретации, возможно, является обращение Гэсэра к властелину ада Эрлику - «Старший брат мой» (Эрлик может рассматриваться как умерший первый человек). В ряде вариантов эпоса земной отец Гэсэра - горный дух. Учитывая связь с божеством священной горы, что по концепциям тибетской мифологии согласуется с небесным происхождением героя, а также с мировой горой, Гэсэр воспринимается как правитель «центра» (это соответствует генеалогическим мифам о тибетских правителях), противопоставленный правителям окраин, борьба с которыми по существу адекватна цивилизаторской деятельности культурного героя. Иногда сам Гэсэр - властитель одной из четырёх стран света - севера . Но, по-видимому, наиболее древняя локализация Гэсэра - Кром (возможно, от Рум - иранское наименование Византии). Под влиянием индийской и буддийской мифологий отцом Гэсэра оказывается Брахма или - в ладакской (западнотибетской) версии и во всех монгольских - Индра (монг. Хормуста ; у западных бурят его место занимает иногда шаманское божество Эсэгэ Малан тенгри). По сходству функций либо внешнему облику воплощения Гэсэра (или его чудесного скакуна) близки ряду персонажей буддийского пантеона ; как божество войны Гэсэр (тиб. Далха, монг. Дайсун-тэнгэри или Дайчин-тэнгэри ) иногда отождествляется с Джамсараном. Более поздним (с конца XVIII века) является отождествление Гесера с богом войны в китайской мифологии - Гуань-ди .

Существовали мистерии , посвящённые некоторым сюжетным циклам Гэсэриады. В Тибете и у монгольских народов были широко распространены поверья о причастности духа героя (и его самого) к исполнению эпической поэмы, о его особой связи с певцом. В культовой практике Гэсэр как универсальное охранительное божество (подобно большинству шаманских божеств) выступает как покровитель воинов, защитник стад, победитель демонов , податель счастливой судьбы (в том числе охотничьей удачи). В шаманских призываниях Гэсэр иногда именуется бурханом или тенгри , его называют сыном неба, обитающим поверх высокой белой горной вершины в доме из облаков и туманов. В отличие от Тибета , где обожествлены также многие соратники и противники Гэсэра, у монгольских народов объектом культового поклонения является только Гэсэр.

В современной художественной литературе

• Имя Гэсэра и его героико-мистический ореол были использованы С. В. Лукьяненко в «Дозорах»: один из персонажей цикла, Гесер (он же Борис Игнатьевич) - Светлый Иной (Великий), начальник Ночного Дозора Москвы.

• В трилогии "Око силы 1917-1921 гг" А. Валентинова фигурирует второстепенный мистический герой Гэсэр-хан (Джор-баши)

Литература

• С. Ш. Чагдуров Поэтика Гэсэриады / М-во культуры Респ. Бурятия. - Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1993. - 368 с.
• С. Ш. Чагдуров Происхождение Гэсэриады. Опыт сравнительно-истори-ческого исследования древнего словарного фонда / Акад. наук СССР. Сиб. отд-ние. Бурят. фил. Бурят. ин-т обществ наук. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1980. - 272 с.
• С. Ш. Чагдуров Стихосложение Гэсэриады / Акад наук СССР. Сиб. отд-ние. Бурят. фил. Ин-т

обществ. наук. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1984. - 127 с.

Примечания

Ссылки

• Дугаров Б. С. Этнос и культура. Культ горы Хормуста в Бурятии
• Неклюдов С. Ю. , Тумурцерен Ж. Монгольские сказания о Гесере. Новые записи. М., 1982;
• Nekljudov, S.Ju. Mongolische Erzählungen über Geser. Neue Aufzeichnungen (mit Ž. Tömörceren). Wiesbaden, 1985; рец. Gy.Kara in: Acta Orientalia Hung., T. XL (2-3), Budapest, 1986, p.339-341;

Бурятская литература
Бурятский эпос	Гэсэр | Хан Харангуй | Аламжи-мэргэн
Гэсэршины и улигершины	Маншут Имегенов | Пёохон Петров | Парамон Дмитриев | Альфор Васильев | Папа Тушемилов | Аполлон Тороев | Платон Степанов | Майсын Алсыев
Фольклористы	М. Н. Хангалов | И. Н. Мадасон | А. И. Шадаев | А. И. Уланов
Бурятские летописи	Ломбоцыренова | Сахарова | Тобоева | Хобитуева | Юмсунова
Луна в затмении» Ц. Дондубона | «Степь проснулась» Ж. Тумунова | «На утренней заре» X. Намсараева | «Доржи, сын Банзара», «Вдали от родных степей» Ч. Цыдендамбаева
Бурятская поэзия	Н. Г. Дамдинов | Солбонэ Туя | Д. Улзытуев | Б. Ц. Халзанов | Цырен-Дулма Дондокова
Бурятские детские писатели	Б. Д. Абидуев | Ф. И. Балдаев
Литературные журналы	Байкал
· Портал «Литература»

Категории:

• Персоналии по алфавиту
• Тибетская литература
• Тибетская мифология
• Монгольская мифология
• Эпические произведения
• Литература Монголии
• Боги войны
• Боги богатства

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Гэсэр" в других словарях:

Гэсэр - (Улан Удэ,Россия) Категория отеля: 3 звездочный отель Адрес: Улица Ранжурова, Улан Удэ, Россия … Каталог отелей

«ГЭСЭР» - «ГЭСЭР», «Гесер», «Гэсэриада» (полное назв. — «Повесть о Гэсэр хане, владыке десяти стран света»), эпический цикл устных и письменных сказаний о Гэсэре, распространенный в Центральной и Восточной Азии. Сложился в XVI—XVII вв. Наряду с… … Литературный энциклопедический словарь

ГЭСЭР - см. ГЕСЕР … Собственное имя в русской поэзии XX века: словарь личных имён

- (тиб.) персонаж тиб. мифологии и мифологии монг. народов (в т. ч. и бурят), ряда тюркских (саларов, тувинцев, алтайцев) и тибето бирманских народностей; герой сюжетных циклов эпич. сказаний Гесериады. Включен в ламаистский пантеон, иногда… … Буддизм

- «Гэсэр хан». 1941 Николай Константинович Рерих Гэсэр (Гесер, Гэсэр хан) персонаж монгольского, бурятского и тибетского эпоса «Гесэриада»; прообразом Гэсэра могли послужить тибетский князь Госыло, Чингисхан, Александр Македонский, а этимология… … Википедия